14. Но мы не имеем никакого нрава называть неблагородным убеждение, в силу которого мы приводим все в порядок как бы для вечной смерти. Твердая вера в загробную жизнь действительно представляет завидное духовное состояние, но, насколько я мог заметить, довольно редкое. Я знаю очень немногих христиан, настолько уверенных в величие обителей в доме Отца их, чтоб чувствовать большее счастье, когда их друзья призываются в эти обители, чем они испытали бы, если б королева пригласила их друзей жить при ее дворе; и пламенное желание церкви «разрешиться и быть со Христом» никогда не избавляла ее от обычая оплакивать и налагать траур по каждом человеке, отошедшем в иной мир. И наоборот, смелая вера в то, что со смертью все кончается, разделялась бесспорно многими благородными личностями, и признаком крайней испорченности церкви служило бы ее утверждение, что такая вера не совместима ни с чистотой характера, ни с энергией к добру. Краткость жизни не служит в глазах разумной личности достаточно уважительным поводом к тому, чтоб бессмысленно тратить ту небольшую часть ее, которая ей уделена, и предвкушение вечной смерти завтра никому, кроме пьяниц, не может внушить мысли об уместности напиться сегодня. Вера в то, что за гробом ничто нас не ожидает, может, правда, больше примирить человека, ведущего бессмысленную жизнь, с этой бездельностью его существования, но человека разумного она заставит еще серьезнее отнестись к жизни. И едва ли жизнь верующего в то, что все зло жизни может быть мгновенно прощено, и весь причиненный вред мгновенно искуплен, что вздох раскаяния, смыв все грехи, вознесет душу в обитель вечного блаженства, с забвением всех мучений, будет во всех случаях чище, чем при более суровой уверенности, свойственной многим, более серьезным умам, что посеянное человеком пожинает и он сам, пожинают и другие, даже когда он, живое семя тления, будет уже не бродить во мраке, а покоиться в нем.
15. Но к людям, которым эта мучительная вера единственно возможна или по их недальновидности, или вследствие горечи их души, или же, наконец, в силу того, что они видят, как оскорбительна жизнь людей, претендующих на более возвышенную надежду, к ним, говорю я, можно взывать с большей уверенностью, чем к более счастливым верующим. Проповедник мог бы, например, с безотрадной, но искренней ревностью обратиться к ним с жалких высот могильного холма – этого Марсова холма с ямой Эвменид сбоку – и сказать им: Послушайте меня, вы, умирающие, которые скоро будете глухи навеки. Людям, справа и слева от вас взирающим в даль бесконечной жизни, где все заблуждения будут исправлены и все ошибки прощены, им загрязненным и омраченным дымом битвы смертной этой жизни, которым стоит только погрузиться на мгновение в купель смерти, чтоб возродиться в новом блеске, подобно серебристому голубю с золотистыми перьями, – им, говорю я, пожалуй, простительно бессмысленно тратить краткие мгновения этой жизни, так как они верят в бесконечную будущность; им, в их немощи, может быть, и извинительно снисходить к греху, так как в конце концов плодом всего будет царство правды; им простительно пользоваться несправедливостью, которая будет заглажена и забыта навсегда. У них не признаком черствости сердца может являться их пренебрежение к бедным, о которых они знают, что заботится Господь, и их равнодушное отношение к временной гибели тех, которые не могут погибнуть навеки. Но для вас нет такой надежды, и потому нет и этого оправдания. Судьба, подготовляемая вами для несчастных, есть, как вы думаете и верите, единственное их наследие. Вы можете раздавить их хуже всякой моли, и они никогда не восстанут, чтоб даже упрекнуть вас; их дыхание, истощенное недостатком пищи, уже никогда не вернется, чтоб прошептать слова обвинения против вас; они, как вы верите, обратятся вместе с вами в прах и станут добычей червей; и для них не будет никакого утешения и для вас никакого мщения, кроме разве следующих немногих слов, которые прошепчут над вашими могилами: «Кто воздаст за все сделанное ими?» Легче ли поэтому вам в сердце вашем причинять горе, которое невозможно исправить? Станете ли вы беспечно лишать ваших несчастных братьев того краткого мгновения, которое для них все, и единственную их мимолетную жизнь превращать в мучительно долгие страдания? Станете ли вы более равнодушны к несправедливости, которая никогда не может быть исправлена и более скупы на милосердие, которое вы можете оказать только раз, здесь на земле, и, отказав в котором, вы откажете навеки?