В 403 году в Риме грандиозными зрелищами праздновали отражение вестготов. Давно уже и философы, и моралисты, и ораторы восставали против свирепой забавы – пролития крови человеческой на гладиаторских играх, давно гремели против них церковные проповедники, но всё было тщетно. Несколько сот, а может быть, и тысяч несчастных все еще убивались ежегодно в проклятой потехе. На этот раз христианский поэт Пруденций обратился к Гонорию с трогательным стихотворением, умоляя отменить кровожадную потеху. Напрасно! Мало того, придуманы были самые дикие, самые сумасбродные способы, чтобы придать еще более ужасающей возбудительности кровавым играм.
Громадный амфитеатр полон беснующегося народа; вот с налившимися кровью и как бы вырывающимися из своих орбит глазами, неистово жестикулируя, ударяя себя в грудь, наклоняясь вперед и простирая руки, крича изо всех сил, зрители соскакивают с мест, скрежещут зубами, грозятся и плачут, проклинают и с адским хохотом падают в обморок… А на сцене под резко пронзительные звуки музыки льется человеческая кровь, раздаются стоны раненых и умирающих… Но вдруг… Вдруг происходит нечто совершенно неожиданное – такое, что уж вовсе не входило в программу игр. Бедно одетый человек бросается в средину гладиаторов и начинает молча разнимать их… Толпа мгновенно притихла, пораженная неожиданностью явления, и среди внезапно наступившей тишины пронеслись огненные слова обличения. Невозможно изобразить, что произошло потом. Весь амфитеатр точно взревел одним адским криком негодования, забушевал ужасный ураган злобы и бешенства, и огромная толпа, как бурный поток раскаленной лавы, хлынула на арену, напоминая вполне разъяренных зверей. Трудно разобрать, что происходило в этом хаосе… Но когда толпа отхлынула, на арене остался один растерзанный труп. То был св. Телемах, восточный отшельник. Народ оцепенел от ужаса. Гонорий поспешил издать законы, навсегда отменившие позор человечества – кровавые жертвоприношения…
Можно жить в многолюднейшем городе и быть совершенно чуждым своим ближним, можно равнодушно смотреть на страдания брата и, наоборот, живя в пустыне, можно быть соединенным с людьми неразрывными узами братской любви. Любовь – по преимуществу сила, действующая на расстояния. Ей нет преград…
Так, уединение от мира вовсе не значит отделения, отчуждения от людей.