Мы вышли из машины, парень свернул к
первому же подъезду. Я обернулась: «Фараон» просматривался отсюда
боком и вход на минус первый напоминал въезд на подземную
стоянку. Парковка полна машин, то и дело ее пересекали люди с
заполненными яркими коробочками-тележками. Зачем? «Зачем, -
спрашивала я себя, - я приехала сюда».
Парень прикоснулся кругляшком ключа к
панели домофона, современного стража подъездов от бомжей, курящей
молодежи и котов, и потянул дверь на себя. В лицо сразу дохнуло
сигаретным дымом и кошачьей мочой. Не помогло. Видимо, это
внутренние, а не внешнее вредители. Обычный подъезд, темно-зеленые
стены с местами облупившейся краской. Бывший когда-то белым потолок
покрыт подпалинами от зажигалок. Черные пятна складывались в имена
и их характеристики, в хрестоматийное слово из трех букв, а в
некоторых местах, для особо непонятливых, подкрепленное
рисунками.
- Нам на пятый, - сказал парень и
загрохотал башмаками по лестнице.
Звук странным образом отражался от
стен. Звукоизоляция тут так себе, зато акустика хорошая. Лифта нет.
Если бы дом был шестиэтажным, лифт установили бы в обязательном
порядке, а в постройках высотой не более пяти этажей это совсем
необязательно. По строительным нормам, не по человеческим. Как
живут старики на верхних этажах, оставалось лишь гадать, туда-сюда
не больно-то побегаешь. Не от хорошей жизни же Маринка пошла на
это, наверное. Оправдание так себе.
Мы поднимались в молчании. Обоим было
о чем подумать. Финишная прямая. Наши шаги причудливым образом
искажались, создавая впечатление, что здесь марширует рота солдат.
Жильцы уже привыкли и вряд ли слышат, человеческое внимание
избирательно. Помню, мы с Кириллом жили в крохотной квартирке на
окраине города, в метрах четырехстах от окон проходила ветка
железной дороги. Поезда ходили по расписанию и всегда сигналили,
так как станция была неподалеку. Первые пару месяцев у меня аж
зубные пломбы вибрировали от дрожи земли да бокалы в серванте
звякали. Они и потом подпрыгивали, но я перестала замечать,
перестала слышать, перестала видеть, чувствовать и раздражаться.
«Человек ко всему привыкает». Когда меня сочувственно спрашивали,
как я могу жить и растить ребенка в таком кошмаре, ответом был лишь
недоумевающий взгляд. Искренний взгляд. Никакого кошмара. Мы видим
то, что хотим увидеть, и слышим то, что хотим услышать.