Конечно, надежды получить свободу у меня не было, но когда в дело вмешался Туманов – мой совсем непростой сосед по камере, всё приняло совсем другой оборот.
Сергей Туманов стал моим счастливым билетом на свободу. Оказывается, у него были свои счёты и с Эвелиной, и с Волынским. В тюрьму он угодил по их вине, и сценарий липовых обвинений был очень похож на мой.
Сергей, когда узнал кто я, сразу ухватился за идею потопить врагов через меня. И сейчас мы всё ещё упорно над этим работаем, но теперь уже, чтобы вытащить из тюрьмы Сергея.
А тогда, когда меня все уже фактически списали со счетов, Туманов подключил своих людей и адвокатов. Они добились поблажек, ко мне стали пускать посетителей. У меня даже появился телефон.
Я тут же попытался связаться с Алисой, уже мечтал, что услышу голос моей девочки, успокою её и немного успокоюсь сам.
Но на моё сообщение пришёл сухой ответ: "Не пиши мне больше."
И всё.
Потом сообщения мои не доходили до адресата, а сколько я ни старался до неё дозвониться, слышал всё время только короткие гудки. Такое ощущение, что она сразу отправила меня в чёрный список. Это был первый неприятный звонок.
А потом люди Туманова, которые следили за Волынским, рассказали мне, что готовится его свадьба с моей Алисой. И даже показали фотографии, где Алиса милуется в кафе с этим упырём, а потом они едут к нему домой. И видео, как он заводит Алису к себе в дом, обнимая за талию, что-то шепча ей на ухо. А она совсем не сопротивляется, улыбается ему ласково.
Вот тут нервы мои уже сдали. Но я ещё на что-то надеялся. Был уверен, что девочку мою заставили, запугали. Я метался как раненый зверь в камере, быковал, требовал, чтобы меня выпустили. Охрана не один раз успокаивала меня дубинками, а потом отправляла в ледяной карцер. Если бы не Серёга, меня там точно бы порешили.
Но добили меня не они, а моя нежная девочка. Правда, перед этим меня навестил Волынский собственной персоной. Снизошёл до такого ничтожества.
Как он объяснил цель своего визита – он выполнял просьбу своей невесты, которая переживает, оказывается, что у нас с ней остались незаконченные отношения, а сама боится посмотреть мне в глаза.
– Ты же понимаешь, – увещевал Волынский. – Она всего лишь девочка, ещё не совсем взрослая, знает твой крутой нрав. Она хотела сама прийти, но я ей не позволил. Она теперь моя, понимаешь?