А зачем нам вообще чья-то любовь? - страница 3

Шрифт
Интервал


Вот, наш герой не сомневался. И получил то, чего просил.

Хотя, на самом деле, его желания никого не волновали. Видеть, конечно, солнца он не видел, но ощутил его присутствие скоро. – Жарко стало. И главное – сухо. А это живому человеку не всегда в радость. Оказывается.


И вот сидит наш герой в этой богом забытой дыре. В этой тюряге. В отчаянии пинает стены своей темницы. Куда ни взглянь – не видно ни зги. – "Господи, да за что ж наказание такое? За какие такие грехи ты, Господи, раба своего так мучаешь?" – Пинал. Рыдал. Волосы на голове рвал. Ногти кусал. Кричал. Звал. – Да кричи не кричи, а только здесь нет никого.

Там-то, в луже, хоть ворона, живая душа была. Было с кем перед смертью словом обмолвиться. А здесь?

Усох наш горемыка. Охрип. Уснёт, проснётся… Уже сон – не высокий полёт мечты, а глубокий обморок ужаса.

Открыл глаза, как в последний раз, и простонал перед смертью последнее желание:

– Пить… Господи, дай воды.

Голос вдруг такой:

– Воды? – На.

Да как рухнула вода… как снегом на голову. Так говорят. Не скажешь же: "рухнула ведром". А сказать: "Полилась, как из ведра", – тоже нельзя. Потому что она рухнула на голову несчастного.

Очухался наш герой. По уши в воде. – Вернее, с носом в воде. Понял, что это не в луже, а в ящике. Там хоть до дна не достать, да воздуху хватает. А здесь – и на полу стоишь, а дышать нечем. Только тихонько подумал, что нужно спасаться. И быстро-быстро стал пить воду. Быстро. Быстро.

Воды стало поменьше. Силы стали покидать, но дышать стало хоть чем-то.

– Ну, я молодец. – Передохнул жёлудь. – Буду жить.

– Э, пацан, типа… Ты чего тут в натуре нарисовался? – Червяк от обилия воды стал из земли выползать да нарвался на жёлудь.

– Меня, вообще-то, свинья сюда впихнула.

– Тебя впихнула, а я сам здесь копаю, так что рули помалу. Отсюда. Пока цел.

– Я не могу.

– Что такое? У нас нет слова "не могу". Не хочешь – научим, не можешь – заставим. – Хрясь за бочину жёлудь. – Ты чё, камень что ли говорящий?

– Я не камень, я – жёлудь, – простонал, скривясь от боли, наш страдалец.

– Какой только твари в этой земле не встретишь… Ну, живи, живи. Пока… Жёлудь.


– Ты жёлудь? Сын дуба? – вдруг услышал Голос убитый горем, одиночеством и человеческим бессердечием наш герой.

Услышал и выдавил из себя признание своего родства с таким отчаянием, что даже слёзы у самого полились ручьем от безысходной жалости к себе.