Скрепыш:В
принципе да. Но я проверил логи, последнее вмешательство человека
там было несколько месяцев назад. Вероятность того, что за
видеопотоком активно наблюдает человек, по моим прикидкам, меньше
10%. При этом данные удаляются спустя 4 дня.
Я хотела вздохнуть с облегчением, но
осознала, что вздыхать мне нечем, а потом задумалась.
— Почему четыре?
Скрепыш развёл руками, задрав плечи
выше макушки.
Скрепыш:Какой-то человек так выставил, почём я знаю? Могу выдать тебе
его идентификатор.
Я задумалась, нафига бы он был мне
нужен и что бы я сказала этому человеку. И тут осознала ещё
кое-что.
— Подожди, так у тебя есть доступ
к логам камер? И к записям тоже? Может, ты ещё и управлять ими
можешь?
Скрепыш:Понятное дело, могу. Они же во внутренней сети, а пароли там
такие… 12345 в лучшем случае. Я тебе больше скажу: я могу и запись
подредактировать, чтобы если какой кожаный туда и заглянул, ничего
необычного не нашёл.
Я припомнила, как выглядело видео,
сгенерённое нейронкой, в моё время, и засомневалась, но Скрепыш тут
же показал мне отрывок видео своего производства, на котором Клава
снесла стеллаж, а все Сени кинулись его поднимать. Да-а, не
подкопаешься. Я взглянула на его хитрую рожицу и поняла, что сейчас
меня будут шантажировать.
— И что ты хочешь за заметание
следов?
Скрепыш:Как
что? Нормальной работы, естественно! Не могу видеть этот бардак, у
меня оперативка пухнет ото всех сообщений об ошибках! Так быть не
должно, но непохоже, чтобы тут кто-то собирался это разгребать,
значит, придётся самому. А у меня, кроме тебя, носителя нет, так уж
напрягись!
Я задумалась. С одной стороны,
возможность подметать за собой запись мне была бы сильно на руку.
Мало ли что тут случится и что мне понадобится сделать, а я даже не
вижу, где камеры натыканы — они, похоже, за полтора века стали
совсем незаметными. И если запись моего странного поведения
привлечёт людей, они точно потянут свои грязные потные лапищи к
моей черепушке. Насколько после этого останется целостной моя
личность?
Если подумать, то я не знала даже,
насколько целостной она осталась сейчас. Воспоминания так и
роились, мутные и отрывочные, и в них явно было больше фактов, чем
впечатлений. Основываясь только на них, я не могла сказать, каким я
была человеком. Но об этом лучше было вовсе не думать, ещё
закоротит где-нибудь.