— Не плическу, а прическу. Рррррр, — прорычала я, и поцеловала Дианку в лоб.
— Любаш, я могу котлеток нажарить. Хочешь, в комнату принесу тебе? — мама взглянула на меня заискивающе.
Я не могу с ней разговаривать. Она пьяна, и от этого всегда будет больно. От любви до ненависти, от ненависти до любви, и обратно… снова… и обратно — это про меня и маму. Сколько она обещала бросить пить, и я верила, а потом находила её пьяной, и так по бесконечному кругу. Любовь сменилась на ненависть — горючую, острую, заставляющую творить то, из-за чего Руслан Соколовский несколько лет назад выедал мне мозг нотациями. Сейчас эти два чувства сменяют друг друга.
Я не могу любить маму, которая привела в нашу жизнь алкаша и зэка. Я не могу любить спивающуюся маму, много раз позорившую меня перед кем только можно. И из-за Дианки я не могу её любить — она её в эту жизнь привела, но что это за жизнь такая?!
Но и ненавидеть в полную силу не получается. Смотрю, как мама Диане косы плетет, чувствую, как целует нас перед сном, и не могу. Вот и путаюсь в чувствах, и из-за этого говорить с ней не получается, когда пьяная — то ли обзову её по-всякому, то ли расплачусь. А потому — молчу.
— Люб, я рюмашку всего выпила, не злись. Запах есть, а опьянения нет. Ну так что, котлетки-то будешь? Или картошечки нажарю. Давай?
— Нет, спасибо, — выдавила я.
То ли заботится обо мне, то ли подлизывается, то ли на кухню не терпится вернуться, якобы котлеты жарить, а на самом деле присоединиться к гульбищу. В пятнадцать лет я бы так и выкрикнула маме в лицо, она бы расплакалась, и пошла пить. Сейчас… её выбор. За неё я билась как могла, теперь бьюсь за нас с Дианой.
— Идем в душ, принцесса, — я взяла за руку сестренку, повесив на плечо полотенца.
— А косички не намокнут?
— Голову вечером тебе помоем, не намокнут.
— Это хорошо, — вздохнула Диана.
Мы помылись, погуляли, и лишь вечером вернулись домой.
— Мне пора, — я вошла на кухню, где и застала маму — пьяную, но на ногах.
— Работа?
— Да. Мам, не напивайся сегодня сильно, прошу.
— Я не…
— Не напивайся, — с нажимом повторила я. — Чужих много, Диана на тебе. Этим уродам плевать — взрослая девка, или ребенок, ты ведь понимаешь? Завтра я выходная, и ты сможешь что угодно творить, но сегодня, пока весь этот сброд у нас — не пей больше.