Вот так и вышло, в вагон с редкими, но значит, точными выстрелами ворвались несколько человек, и взяли в плен именно ее, едва она успела опять надеть этот фартук, – взяли именно, как:
– Кальтенбруннера, – мама, мия! – хотел я спросить свою охрану, но все они были ранены. И до такой степени, что я не поверил:
– Да вы что?!
– А что? – прохрипел один из них, как я подумал, вероятно перед смертью.
– Я думал, уже даже начал определенно надеяться.
– Что вы Кальтенбруннер? – переспросил уже вяло от потери крови один из охранявших меня, и это был командир партизанского отряда.
Она Кальтенбруннер, а я должен идти с ней случайным помощником?! – до такой обиделся я, что сразу сказал:
– Не пойду никуда вообще, а буду кататься на этом бронепоезде, как бывший муж Клары Цеткин, – Лары Бориса Пастернака.
Честно, мне кажется, они чем-то похожи, чуть что – дать кому или, наоборот, взять кого:
– Здрассте, – и даже:
– Пожалуйста.
Самое главное, не надо ни на ком сосредотачиваться, как на подлиннике, ибо к метаморфозам эти заразы – шпионки:
– Приспособлены до неузнаваемости! – и если я чего решил, то выпью-т обязательно, чтоб к этим шуткам не относиться полностью отрицательно.
– Ты описался, – сказал тоже еще живой комиссар, и, о, ужас, опять уже в телогрейке, хотя последний раз был уже в шинели. – И.
И был счастлив додумать:
– Описался, – потому что и назначил меня на время оклемавшийся третий:
– Ее конюшим? – Попытался я сам догадаться.
– Поваром.
– Да вы что, господа енералы, – я больше не хочу грешить просто так – дайте повод.
Но они уже, видимо заранее, отцепили свой вагон, и я остался – но явно не один – на один со своими мыслями.
Эта полуголая венгерка вернулась, но не одна, а с ружьем и головами командира и комиссара – третьего не было, что так выругалась:
– Будь он здесь за оконной ширмой – оставлю жить, но будет только у меня на посылках.
– Как Золотая Рипка? – спросил я в надежде, что не заставит меня снимать ей хромовые сапоги.
И он, похоже, обосрался, и выполз, но не из-за занавески, и из-под ее трехспальной тахты, что ужаснувшись такой невиданной красоте, я спросил:
– На чеки брали?
– Ты, – она поводила лапой с вытянутым вперед пальцем, – договоришься, что я привяжу тебя, как – кажется – Блока, к ножке этой тахты-бум-барахты.
– Так я здесь не начальник, что ли? – выразился, даже и абсолютно, не подумавши, а только, как логичную рифму ее пропагандистским наклонностям.