– Не успеем, железнодорожники кран пригнали, уберут платформу, и портал может сдвинуться.
– Побежали, нам хотя бы туда проскочить. Возможно, в параллельном мире и жены характером другие, ворчать не будут и сами нам водочки нальют.
– Вот этого, Борис, точно никогда не может быть.
Дядя Федор был очень высокий, широк в кости, и когда выбросил дырявые сапоги, в них сделал себе конуру щенок Кузя. А в галошах, которые он носил в грязь, свободно умещался трехлетний Вовка, плавая в них в глубокой луже.
Мать оставила его, уехав куда-то на заработки с таджиком, подарившим Вовке тюбетейку, которую он почти не снимал, боясь потерять единственное богатство.
Многие, особенно свои дворовые, засматривались на Вовку, сидящего посреди лужи в галоше.
– У – у – у! – гудел он, разбрасывая ладошками грязные волны.
– А где гастарбайтеры? – интересовались прохожие.
– Это наш, Вовка, мать на заработках, я присматриваю за ним, даже сплю в его комнате, – объяснял дядя Федор.
– Он же маленький?
– Зато я большой, – а что он мог ответить им, такова реальность. Все видели, что дядя Федор действительно очень большой и удовлетворялись ответом. Вытаскивали из сумок и протягивали мальчугану снадобья, даже железные рубли. Их дядя Федор отбирал сразу: Вовка же не купит себе ничего, мал еще, а ему надо на махорку, цедил как паровоз, и радовался – дареных продуктов хватало и ему, по крайней мере, голода не испытывал, но чувствовал себя неловко: великана с высшим гуманитарным образованием кормит дитя. В новой жизни, где почти все гуманитарии, дядя Федор оказался не нужным, постепенно потерял все – и стал бомжем. Но не ковырялся в мусорных бачках – под его рост не подходила ни одна выброшенная вещь. Брюки обрезал и носил как шорты. Еще шло в жару, а настали холода, обматывал ноги онучами и на кого был похож – не спрашивайте. С Вовкой стало легче, но ненамного, и он стал искать выход из создавшегося положения. Тем более вернулась мать Вовки, и дядя Федор снова опустился в подвал на свое место, где знакомые пауки щекотали его голые пятки, лишь сунет их в паутину. Другие бомжи боялись пауков, и место у горячей трубы всегда было свободным…
И его голову теперь украшала тюбетейка, Вовка подарил, так как таджик привез ему новую – поменьше размером.
Вовка частенько спал в подвале с дядей Федором, особенно когда мать с сожителем напьются – тогда из паутины торчали две тюбетейки, и за ночь пауки протягивали между ними несколько серебряных нитей. Приходилось их разрывать: один спешил к луже, другой – никуда.