– Своих от наших, – не смахгли.
Я думал и мне сейчас, как Владимиру Высоцкому:
– Чё-нить накинут – авось царский кафтан – и для начала пошлют в Ватикан, чтобы добровольно.
Но, что, добровольно – я и сам пока недопонял.
Она подошла и спокойно-хладнокровно спросила:
– Тебе не хватает еды, которую сюда специально для тебя возят из кубинского ресторана Гавана?
– Почему не из американского Маки? – не понял я.
– Ну, вы кубинец, и было принято решение давать вам еду с Кубы.
– Я прошу только одного, мэм.
– Секса? Нам запретили последнее время продавать себя не только заключенным, но и временно задержанным. И знаете, почему?
– Процент обмана превысил допустимую величину? Но я хочу пока только одного:
– Передать предупреждение, что знаю отсюда выход прямо в океан, а оттуда – из-за недостатка доброты здесь – уйду на Кубу, где оживлю их музейные экспонаты, и тогда армия непробиваемых перейдет Ла-Манш – или, что у них есть еще там, и вся Америка бросится вплавь до Австралии, моля бога только об одном:
– Чтобы там не жили люди, кроме тех Незнаю, которых открыл незабвенный Кук.
Далее, я оживляю манекен, но никто не верит в правду.
Элен Ромеч зашла – была почему-то допущена – в мою тюрьму, где вот-вот должны были завестись мыши, чтобы меня сторожить, и спросила, не поднимая, однако, решетку:
– Ты, что ли, хочешь, чтобы я тебя оживила?
– Ты не похож на манекен.
– Дай и мне молвить слово, милая рыцарь-ша президента.
– Ты послан, чтобы его убить?
– Я об этом еще не думал.
– Зачем тебе думать, если ты президент?
– Я это сказала?
– Мэм, вы великолепно умеете ухаживать за бывшими.
– Только не говори, что ты уже до меня был генералом.
– Вы имеете в виду это?
– Да, чтобы поменяться местами с Ричи ты должен стать начальником его охраны.
– Меня не возьмут.
– Почему?
– Я – если ты не знала – перебежчик. И пока они не могут найти подходящий для меня способ проверки на засланного таким образом агента – будут держать здесь, как:
– Его звали Роберт.
– Человека Амфибию?
– Только не буквально, ибо он умел дышать в воде, а я не могу вообще.
– Это хорошо, тебе не страшна газовая камера в случае чего.
– За что? Если не предполагается, что я буду убивать Кенни, а грохнут меня, как его Роберта.
– Ты рассуждаешь, как мой цвергшнауцер:
– Я согласился, чтобы меня помыли и постригли почти наголо, а: