Раскольников, на что уж был умным человеком, специально придумал эти две комнаты, как никому до него неизвестные, чтобы:
– Прыг со сцены, – и уже дома, или наоборот:
– Они меня ищут, а я в Театере, – найти вообще нельзя, ибо по сравнению с Землей – это другая планета.
И наоборот, они за мной, мол, долги-молги, а я в Сиэтэ, – а:
– Где это все знают, да вот только не каждому дураку – если он не Гамлет уже с самого рождения – дверь туда так закрыта, что ее вообще, кроме него никто не видит.
Нет, и его, голубчика поймали на улице, затянули в кабак, как в омут:
– В том смысле, что не дали даже осмыслить, в Сиэтэ я, господи, или опять заблудился и пришел домой трезвый.
– Да, сэр, на пьяную голову человек больше думает о себе и никогда так не опростоволосится.
– Мама, откуда он знает, что едят кошки?
– Простите, я не ослышался? – Два шоколадных шотландских котенка разговаривали, а мама кошка их слушала и почти одновременно кушала.
И мне удалось сразу выйти туда, куда я не предполагал, но именно на это надеялся. И даже надпись на берегу была видна:
– Стикс – войти можно два раза.
И, думаю, не так уж это трудно:
– Отличить Хрусталева от его машины.
Правда, надо, как подраздел понять, его ли это машина, или тоже:
– Из Южной Америки.
При мне был только наган времен Революции 17 года, который отличался от всего остального оружия тем, что его можно было носить с собой всегда без лицензии на это право быть избранным, ибо могли все, кто верил, что эта революция была хоть когда-то. Сдавать экзамены по работам Ле было необязательно – надо только понимать, чем они отличаются от выдумок Канта и предсказаний Гегеля.
– А именно?
– Кант придумал комнату, в которой можно укрыться, тогда как Ле орал, как сивый мерин:
– Не бывает!
– Почему?
– Потому что мы везде.
И действительно, нигде нет, – а:
– В принципе существуют, ибо кто тогда гонялся за Александром Вторым будет вообще неизвестно.
Гегель, наоборот, ничего не придумывал, так как придумал доказательство:
– Что всё и так уже, до нас: было, было, было. – И он имел в виду именно:
– Бога.
Которого Ле и убрал лишь, чтобы освободить дорогу простору, – а вот чего, до сих пор многие не понимают, как и Эйнштейна, – как говорится:
– Я, – а еще-то кто?
– Поэтому и убирать ничего не пришлось, по сути.
– Кроме одного, милый сэр.