Я поморщился.
Ян вообще вызывал во мне противоречивые эмоции. С одной стороны,
он мне не нравился. Он постоянно вел себя как мудак, и я, по сути
вообще не должен о нем беспокоиться. Парень взрослый, проблем на
свою патлатую башку сам нацеплял. Пусть сам и выгребает теперь. Не
маленький. Но с другой стороны, что-то мне мешало просто взять и
вычеркнуть его из своей жизни. Хрен знает, внутренний Макаренко это
в моей голове нудит или еще что-то такое. Мол, моя педагогическая
ошибка. Взялся работать с человеком, а дело до конца не довел. А
вот если ты завтра увидишь Яна опустившегося и бухого в обществе
вокзальных бомжей, что ты будешь делать?
Я тряхнул головой.
Совесть – странная дама. Иногда вообще бывает непредсказуемой.
Пожалуй, надо будет все-таки поинтересоваться, как у Яна дела.
Потом, после фестиваля. Забавное раздвоение личности опять
получилось. Взрослый я искренне был согласен с Василием.
Попереживает и поднимется, делов-то. Ну, получил от судьбы пинка, с
кем не бывает? А вот максималистичная и юная часть личности реально
переживала. Типа, а если вот этот мой финт с “Цеппелинами” реально
выкинет Яна на обочину, как я потом своему отражению в глаза буду
смотреть? Зная, что послужил этому причиной?
Хотя может быть все эти мои внезапные моральные терзания
спровоцировала песня Сэнсея, которую он пел прямо сейчас.
Протяжная, тоскливая, депрессивная.
Я снова тряхнул головой и посмотрел на Еву. Она почувствовала
мой взгляд и сжала мою руку.
– А хорошо ты придумал, – проговорила она мне на ухо. – Так
душевно получилось. И не так душно, как в зале.
– Спасибо! – сказал в микрофон Сэнсей, когда песня закончилась.
– Мне тут изо всех сил делают знаки, что концерт подзатянулся, и
его пора заканчивать. Но мы с вами так хорошо друг друга понимаем,
что, пожалуй, я рискну спеть еще одну песню. Но сначала расскажу
историю, как все получилось. В общем, представьте. Лес, палатки,
догорающий костер. У нас был длинный тяжелый переход, кто был в
турпоходах, тот знает, как это бывает – когда устал так, что,
кажется, сейчас отрубишься прямо сидя, но продолжаешь сидеть, не
идешь спать, потому что хочется, чтобы это мгновение длилось и
длилось. И тут наш инструктор взял гитару и начал тихо петь. Песня
была такая, знаете… “Опять мне приснились горы, суровы и величавы…”
И я слушаю, как он поет и играет. И мозгом понимаю, что делает он
это плохо. Но на душе так хорошо, что корявые аккорды и лажа вообще
никак не цепляют. Это была первая песня, которую я научился играть
на гитаре. И потом всегда играл ее вот так.