На посошок заказали еще по двести Смирновской, еще по стопятьдесят Зубровки. Стебельков сунул Таньке в лифчик полтинник баксов и задернул шторы на дверях кабинки.
– Ну, Леонид Леонидович, ты присмотрелся к Саньке? Убедился, что Сашок свой человек? – Едва заметно растягивая слова начал, наконец, Стебельков базар о том для чего затеял крутую пьянку.
Щербицкий подмигнул Коробейникову ясным, совершенно трезвым глазом сокола и ничего не ответил. У Коробейникова молчавшего весь обед, защемило в яйцах от предчувствия, что спьяну дурак Стебельков набазарит лишнего и только усугубит его положение подследственного.
– Да ты, особняк, не межуйся, тебе говорят. Можешь верить Коробку, как мне. Хо-о-роший парень! Надо отмазать. Зачем малого топить в зону. Ему же червонец светит, сам понимаешь! Он нам вот как еще пригодится. – Прапор провел ладонью по горлу. – Проверенный хлопец! Да ты сам знаешь…
– Сделаем, – рассеянно кивнул капитан, лишь бы отвязаться. Он подмигнул Коробейникову, достал спичку, расщепил ее крупными ржавыми зубами и с хитрой улыбочкой заводного хохмача стал ковыряться в зубах.
– Не понял, – настаивал Стебельков. – Это же ценный кадр, не какое-нибудь фуфло! Анкета чистейшая, характер решительный. Да он…
– Кончай, Толян, бухтеть. – Неискренне засмеялся особист. – Я сказал: будем работать в этом направлении.
– Ты чему это смеешься!? Не крути, капитан! Ты же обещал! – От волнения, Стебельков побледнел и насупил брови.
По всему было видно, – прапорщик не боится особиста. Особняк, наоборот, заинтересован в чем-то, что зависит от Стебелькова. Заинтересован, но ему эта заинтересованность не в жилу. Он дразнит прапорщика, компенсируя свою зависимость маленькой местью.
– Сашок, а ну, поди, выди в сортир. Чапай совет держать будет. – Хмуро повелел Стебельков, возмущенный подъебкой самолюбивого капитана.
Коробейников горстями остервенело плескал ледяную воду в свою красную рожу. Он казался себе таким же трезвым, как и капитан-особняк. Его лихорадило. В скорое освобождение от страха разоблачения и верилось, и не верилось. Равновесие надежды и отчаяния было таким шатким. Вот почему капитан подмигивал? Зря, зря заводится Стебельков. Не надо особиста припирать к стенке, если даже есть чем… Любое неосторожное слово наглого прапорщика может легко качнуть весы удачи и в ту, и в обратную сторону.