Клавдия Ивановна не спала. Всю ночь она провела сидя в кресле, с маленькой иконой Богородицы в руках. Изредка, закрывая глаза от усталости она видела Андрея, с его натянутой улыбкой, а после заплаканные глаза Феди. Все это чередовалось, переплеталось, накладывалось один на один и она возвращалась из короткого забвения в свою гостиную, в своё кресло.
Около шести утра, как раз после того, как закончился дождь и свистящий за окном ветер разогнал исчерпавшие свои запасы тучи, пробудившееся летнее солнце пробивалось сквозь остатки разогнанных ветром туч ,освобождая небо для пробудившегося солнца, со стола, укрытого белоснежной скатертью, внезапно упала фотография в рамке. Всего одна. Та, где обняв друг друга радостно улыбались её сыновья. Удар этой рамки о пол был едва слышен, но для неё он был сильнее всех набатов, которые она слышала этой ночью.
– "Сбылся проклятый сон…" – подумала Клавдия Ивановна, окаменев от горя.
Катенька
Чёрной вуалью, скомканной чей-то небрежной рукой, скрывалась за горизонтом последняя февральская ночь, открыв перед жителями восточного мегаполиса бескрайнюю синеву неба. Редкие облака плывущие по нему , розовели в лучах восходящего солнца. Вместе с рассветом в городе и его окраинах воцарилась тишина, такая редкая в это нелегкое время.
Пробужденная ею Катенька, как некогда прежде называла её покойная матушка, сладко потянулась на согретом ночью ложе. Смятое одеяло неприятно давило в бока девушки. Непринужденно откинув его в сторону, она обнажила своё худощавое тело в короткой ночной рубашке. Её веки были все ещё тяжелы, а перед глазами то и дело всплывали сюжеты едва растаявшего сна, но изнывающее от слишком долгого времени проведённого в постели тело принудило её взять себя в руки и присесть на край дивана.
– "Удивительная тишина…" – подумала девушка, вглядываясь в полумрак поглотивший комнату. – Завораживающая… – уже вслух заметила она и по привычке потянулась за телефоном, обычно лежавшим у изголовья, но найти его так и не смогла.