На часах светились в ночи красные цифры «03:11».
Даже в темноте я разглядела, что тонкое пестрое одеяло как-то странно намотано на ручку новой куклы… Которая вовсе уже не сидела в кресле, а, упав навзничь, валялась на полу возле моей кровати.
– Чертовщина… – пробормотала я.
А потом сама себя уговорила, что кукла просто упала. Наверное, усадила я ее неустойчиво – вот она и свалилась, да еще и одеяло мое зацепила при этом. Да. Не спрыгнула же она с кресла и не подошла ко мне сама на своих маленьких кукольных ножках?..
Полминуты я себя в этом убеждала и, наконец, убедила. Сделала робкий шаг. Медленно-медленно, готовая ко всему на свете, подняла Доротею с пола. Ничего не произошло. Синие с золотыми искрами глаза невозмутимо смотрели поверх моего плеча. Кукла как кукла. Я осторожно пригладила ее растрепавшиеся рыжие кудри и цокнула языком, отругав сама себя. Головка ведь фарфоровая: запросто могла разбиться! И это стало последней моей здравой мыслью, потому что в следующий миг Доротея скосила свои стеклянные глаза на мое лицо. И тут же вернула их на место.
Самое забавное – я тогда даже не шелохнулась. Тупо смотрела на фарфоровое личико и гадала, сделает ли она глазами так еще раз? Сделала. А потом приоткрыла карминово-красные губки, будто хотела что-то сказать. Только я не услышала.
Дико вскрикнув – так, что, наверное, меня услышала мама в Магнитогорске, – я отбросила куклу в сторону. Опять, минуя промежуточные стадии, оказалась с ногами на кровати. Как щитом отгородилась своим пестрым одеялом и первым делом потянулась к мобильнику. Кого вызывать? Полицию? Скорую? Или сразу психушку? Так и не решив, я попятилась. Хорошо помнила, что входная дверь из съемной квартиры-студии за моей спиной – каких-то десять шагов. Лишь бы дьявольское создание не бросилась на меня прежде.
А она могла… я собственными глазами видела, как кукла перегнулась пополам своим тряпичным тельцем и села на ворсистом ковре. Медленно, будто через силу, так, что в тишине я слышала хруст фарфора, повернула голову. Снова разомкнула карминовые губки:
– Маргарита… – позвала она тоненьким, обманчиво-детским голоском. – Ты должна отнести меня к девочке, Маргарита. И не вздумай больше орать, как дура. Маргарита!
Нарисованные брови хмурились: кукла была мной недовольна.