Музыка стихла, и на сцену вышла стройная темнокожая певица в
блестящем платье. Бар затих, когда она запела «St. Louis Blues»
хриплым, проникновенным голосом.
— Мне пора, — сказал Риверс, оставляя на столе несколько купюр.
— Будьте осторожны, Стерлинг. Если Харрисон действительно причастен
к смерти вашего отца, он не остановится перед еще одним «несчастным
случаем».
Когда журналист ушел, я остался сидеть, погруженный в
размышления. Ситуация становилась все сложнее.
Я пришел в этот мир с четким планом. Использовать знания о
будущем крахе рынка, чтобы разбогатеть. Но теперь оказался втянут в
расследование возможного убийства.
Я подозвал официанта и заказал еще бурбон. Нужно тщательно все
обдумать.
Если Харрисон действительно виновен, я мог бы использовать эту
информацию как страховку. Или даже для шантажа, если дела пойдут не
так, как планировалось. Но если он невиновен, слишком активное
копание в этом деле может разрушить мою карьеру.
С другой стороны, настоящий Стерлинг явно хотел докопаться до
правды о смерти своего отца. Разве я не должен уважить его память и
завершить начатое им?
Певица закончила песню, и бар взорвался аплодисментами. Я допил
бурбон, бросил на стол доллар и направился к выходу. Вернувшись на
свежий воздух, я глубоко вдохнул.
Передо мной стояло несколько задач. Найти записную книжку отца
Стерлинга, проверить информацию Риверса, разобраться в делах
Continental Trust. И все это, не вызывая подозрений Харрисона.
Я мысленно оценил вероятность успеха расследования. Не более
сорока семи процентов.
Слишком много неизвестных факторов. Но почему-то мне казалось
важным узнать правду. Не только ради памяти настоящего Стерлинга,
но и для понимания человека, на которого я работал.
Ночной Нью-Йорк 1928 года окружал меня суетой и огнями. Завтра
предстояло подготовить презентацию для фермеров и анализ для
Фуллертона. А пока нужно найти такси и вернуться домой.
В конце концов, мир не узнает о крахе Уолл-стрит еще шестнадцать
месяцев. У меня есть время разобраться как с финансовыми
стратегиями, так и с тайнами прошлого.
После ухода из «Черного кота» я остановился на углу
Бликер-стрит, вдыхая прохладный вечерний воздух. Субботний
Гринвич-Виллидж бурлил жизнью. Молодежь спешила в джаз-клубы,
художники с мольбертами возвращались в студии, парочки искали
приключений в наступающей ночи.