–
Плохо, – нахмурилась Фаина Георгиевна и тяжко вздохнула.
–
Что уже случилось? – удивился я, ведь вроде бы всё у меня было под
контролем, и тут на тебе!
–
Поругалась я с ними, – сообщила Злая Фуфа.
–
Вот те раз, – я так удивился, что чуть от дыма не закашлялся, но не
удержался и беззлобно поддел, – а зачем поругались? Или так, ради
любви к искусству, без повода?
–
Не ёрничай, Муля, – настроение у Фаины Георгиевны было минорное. –
Там опять Марецкая воду мутит.
–
Марецкая? Так она же, если не ошибаюсь, у Завадского в театре
работает?
–
Да, в театре имени Моссовета, – подтвердила Злая Фуфа и подкурила
новую сигарету.
–
Но вы же у Глориозова играете? Что вам Марецкая? – никак не мог
взять в толк я.
–
Ох, Муля, бес меня попутал… Понимаешь, Завадский опять пригласил
меня на роль, и я дрогнула, пошла. Начала играть, всё хорошо,
репетиции отлично. А потом Марецкая…
У
меня аж в глазах потемнело. Я ошеломлённо застыл, не обращая
внимания, что сигарета догорела почти до конца. Очнулся только
тогда, когда пальцам стало горячо. Чертыхнувшись, затушил окурок и,
ни слова не говоря, развернулся и побрёл к себе в
комнату.
Идёт оно всё к чертям!
Стараешься, тянешь человека, а результат –
вот он.
–
Муля! – послышался оклик с кухни.
Но
я закрыл дверь.
Лежал на кровати, уставившись в потолок и
думал. А правильно ли я всё делаю? Имею ли я право менять судьбы
этих людей? И нужно ли им это? Может, они живут той жизнью, которую
сами себе выбрали, сами захотели, а я практически насильно
«причиняю им добро» и навязываю счастье по шаблону моей картины
мира?
И
главное, счастливы ли они теперь?
Муза торопливо шла по знакомой аллейке. Ветви
вязов и ясеней приветливо шумели, а в дальней клетке в орнитосекции
гулко ухнула какая-то пташка.
Муза спешила. Времени, конечно, было ещё с
запасом, но она полюбила приходить сюда раньше всех и разговаривать
с оленятами и зебрятами. Они такие миленькие. Муза усмехнулась.
Особенно там есть один оленёнок, его назвали Алфонсо. Имя Музе не
очень нравилось, но здесь учёные придерживаются таких правил:
первая буква имени детёныша берётся по первой букве имени матери, а
третья – по первой имени отца. Вот и вышло, что вышло. Но Муза для
себя называла его Альфиком. Конечно же, когда они были наедине и
никто не слышал. Она любила с ним подолгу разговаривать. Он всегда
так внимательно слушал и смешно шевелил ушами.