- Ты замужем?
- Нет.
- Когда мы встретимся?
- Это опасно.
- Тебе кто-то угрожает?
- Это для тебя опасно, пожалуйста, уходи.
В ее глазах я видел мольбу,
- Как стемнеет, я тебя буду ждать за последним домом.
Придешь?
- Приду, если смогу, - ответила она и густо покраснела.
Я прошел через сад, вышел на дорогу. Меня уже заждались. Подходя
к своим, я крикнул:
- Шагом марш!
На душе у меня было светло и радостно. Я еще не думал о том,
каксмогу выбраться вечером, но уже точно знал - я приду. Зайдя в
казарму, я лег на кровать и вспоминал каждую
Секунду, проведенную рядом с Дашей. Почувствовав на себе чей-то
взгляд, я поднялся. На меня смотрел Богдан и хитро улыбался. Я
встал, подошел к нему и спросил:
- А что это ты, куманек, так смотрел на мою девушку?
Влюбился?
- Зачем? У меня Аленка есть, скоро сына мне родит, простокрасоты
такой никогда не видел.
- Я договорился с ней о свидании.
- Когда?
- Сегодня, как стемнеет.
- Опасно!
- Все равно пойду.
- Я пойду с тобой.
Вечером мы с Богданом с помощью веревки и крюка перепрыгнули
забор, так как он был очень высокий. В назначенном месте мы
просидели до утра, но Даша так ине пришла. Богдан меня еле удержал,
мне так хотелось пойти к ней домой. Я для себя решил: если завтра
ночью не придет, то пойду к ней сам, и будь что будет. На тот
момент мне казалось, что я без нее жить не смогу. Наверное, это и
есть то большое чувство, которое все любовью зовут.
Весь следующий день мы опять стреляли и бегали, бегали и
стреляли, и, казалась,конца и края этому нет. Как только у нас
получалось и мы попадали в цель, Павлов еще дальше отодвигал
мишень. Плечо сильно болело от тяжести сумки и кровило от острых
краёв патронов. Сил тащить сумку уже не было, а ноги волочить по
земле нельзя. И если кто так делал, из-за него одного Павлов
возвращал всех.
Наш начальник всегда улыбался, наверное, получал удовольствие,
видя на сумках нашу кровь, и всегда добавлял: «Чем больше крови,
тем больше умений». Мы все утешали себя: «Скорее бы война. Первая
пуля будет его. На войне все спишут, никто не будет расследовать:
кто его убил, свой или чужой». Эти слова немного успокаивали, но
ненадолго. Я боялся, что Богдан не стерпит. Но сорвался первый
Генка Пономарев. На вид спокойный, он отличался от всех, был
постарше нас всех и живот у него был большой. С его весом очень
трудно приходилось. Подбегая на исходную, он вдруг споткнулся и
упал лицом прямо в сумку с патронами. А когда поднялся, мы увидели,
что на его правой щеке почти не было кожи. Кровь вместе с песком и
пылью стекала на одежду. По мне прошла дрожь. Я никогда не видел
столь отчаявшегося человека, казалось, в нем не было на тот момент
ничего человеческого, душевная доброта его, доселе прибывавшая в
нем, куда-то делась. Он заорал как дикий зверь, схватил винтовку и
выстрелил в Павлова. Кузьмин стоял рядом и вовремя успел поднять
ствол винтовки, пуля просвистела над головой Павлова. Я ждал от
Павлова испуга смерти, но, на удивление, Павлов был очень спокоен.
И также спокойно достал свой револьвер.