– В этом кабинете ваша задача – делиться со мной своими чувствами, и вы с ней отлично справляетесь. Разумеется, мой возраст вас беспокоит. Мы оба знаем, что мне восемьдесят один и жизнь моя подходит к концу. Вы оплакиваете Джеймса, а также вашего отца, и совершенно естественно, что вы боитесь потерять и меня. Восемьдесят один год – это много, чертовски много. Я сам поражаюсь, когда задумываюсь, сколько мне лет. Я не ощущаю себя старым и снова и снова задаюсь вопросом, как это меня угораздило. Я всегда был самым младшим – в классе, в бейсбольной команде в летнем лагере, в команде по теннису, – и вот вдруг я стал самым старшим везде, куда бы ни пришел, – в ресторане, в кинотеатре, на конференции… Никак не могу к этому привыкнуть.
Я глубоко вздохнул. Некоторое время мы сидели молча.
– Прежде чем мы двинемся дальше, Чарльз, хочу сделать еще одну проверку. Что между нами сейчас? Сколь велика дистанция?
– Дистанция сильно сократилась, но это очень непросто. У нас какой-то ненормальный разговор. Не припомню, чтобы я говорил кому-либо: «Я боюсь, как бы ты не умер». Вам должно быть очень больно это слышать, а ведь именно вам я меньше всего на свете хотел бы причинить боль.
– Но мы находимся в необычной ситуации. Здесь у нас нет, или, точнее, не должно быть никаких табу, когда речь идет о честности. И имейте в виду, что вы не сказали чего-то, о чем я и сам не задумывался бы. Важнейшая часть нашей профессиональной этики состоит в том, чтобы ни перед чем не закрывать глаза.
Чарльз кивнул. Мы снова помолчали.
– Сегодня мы молчим больше, чем когда бы то ни было, – рискнул я.
– Я целиком и полностью здесь, с вами. Вот только от нашего разговора перехватывает дыхание, – снова кивнул Чарльз.
– Хочу сказать вам еще кое-что важное. Хотите верьте, хотите – нет, но приближение конца жизни несет и положительные моменты. Несколько дней назад со мной произошло нечто странное. Было около шести вечера, я увидел свою жену в конце подъездной дорожки – она доставала письма из почтового ящика. Я направился к ней. Она обернулась и улыбнулась. И вдруг, совершенно необъяснимым образом, я увидел себя в темной комнате смотрящим фильм о своей жизни, состоящий будто из отдельных сцен, снятых любительской камерой. Я словно очутился на месте главного героя «Последней ленты Крэппа». Вы знаете эту пьесу Самюэля Беккета?