Ярек взволнованно посмотрел на пустую часть парты, где должна была сидеть Лана, и увидел знакомую надпись: «Исаака нет 866 дней». Почему-то ее никто не посмел стереть, хотя почти каждый был уверен, что Исаака нет, и уже не будет. После того, как он исчез в январе тридцать девятого, в первую волну переселения евреев, пожалуй, одна лишь Лана надеялась, что он еще жив.
Аккуратно заменив шесть на семь, Ярек вздохнул. Даже сейчас, находясь неизвестно где, его друг не переставал быть его соперником. Без лишней скромности Лацгуновский считал себя ничуть не хуже, но он никогда бы не смог стать таким же самонадеянным и острословным, как Исаак, хотя именно это, как он считал, и нравилось Лане. Столько денег он тоже не смог бы заработать, и его семья тоже. Ярек ни разу не дарил ей цветы, а тем более охапки роз, как Исаак это делал каждую неделю, потому что стеснялся и не имел в родителях популярной оперной певицы: «Но, – успокаивал себя он, – Лана не из тех, кого можно купить подарками. Исаак не на то поставил. Но где же ты, Лана?»
Неприятно заболело под ложечкой – плохой знак.
– Все, я пошел, – тревожно сказал Ярек, поднимаясь из-за парты. – Скажи Кавоцкому, что заболел… Мне нужно точно знать, что она дома.
Мишницка оторвалась от уравнения и повернулась. Каштановые косы ударились о плечи, и конопатый нос привычно сморщился.
– Успокойся. Ты стал каким-то нервным. Придет твоя Лана. Она, видимо, опять из-за Розенфельда расстроилась. Девичьи штучки.
– А тебе его не жалко?
– А что мне его жалеть? – снова фыркнула Мишницка. – Я уверена, что он опять надул всех и где-то прячется. Ставлю триста грошей, что он сидит сейчас на каком-нибудь острове, пьет какао и смеется над всеми нами, как всегда. При таких деньгах он бы мог откупиться от самого черта, не то что от немцев. И Лана твоя – дурочка, раз верит, что его согнали куда-то работать. Я тебя уверяю, что Розенфельд никогда в жизни не станет работать без денег, и страдать он никогда не будет, потому что у него всегда на все один ответ – деньги или вранье.
Ярек остановился около парты девушки, глядя на нее со слабым презрением:
– Ты не его подруга, ладно, но разве ты можешь так говорить? У него, мне сказали, сестер в концлагерь отвезли на опыты…
– Но не его же. Он, наверное, и их обманул, а теперь прохлаждается.