Длилось это какой-то миг, а потом Малец снова стал человеком и еще понял: волком он не будет никогда. Но что-то от волка в нем осталось. Поэтому он твердой рукой взял нож и с силой провел лезвием по окровавленной косточке. Звук был ужасен. Хуже боли. Боль как бы притупилась. Но ни звук, ни боль не останавливали. Малец резал, и боль смирялась. Может, еще и от холода. Рука совсем онемела…
Сколь всё длилось?
…Лучина почти догорела до веревки, когда ножик рассек последний лоскут и Малец освободился. Поглядел на красную лужицу на столе, на кусок своего пальца, зачем-то обтер о штанину нож, задумался. Что дальше-то делать? Сообразил и, обходя серого, двинул к двери и вышел в морозную ночь. Свежий снег хрустнул под босыми ногами. Теплые капли крови пробивали его насквозь.
Сбоку возник Дедко. (Выходит, ждал?) Взял Мальцеву шуйцу, пошептал, останавливая кровь, замотал чистой холстиной, присел, обул Мальца в валенки, накинул тулупчик. Затем зашел ненадолго в избу, но сразу вернулся:
– Ты был хорош, малой.
Хвалил Дедко нечасто. Можно сказать, вообще не хвалил, так что Малец сразу загордился.
Вслед им из избы полетел жалобный волчий вой.
Мальцу стало жаль серого.
– Отпусти его, – попросил он.
Дедко – первый раз! – погладил его по голове и вернулся в избу.
Малец, пошатываясь от собственной легкости, стоял на снегу, искрящемся в лунном свете, смотрел. Дверь, скрипнув, отворилась, мелькнула и канула серая тень.
– Теперь поспешим, – сказал Дедко. – Довершим дело.
Малец напрягся, но Дедко тут же «успокоил»:
– Ты бояться бойся, но шевелиться и кричать не вздумай. Не то уже не палец, а душу твою вместе с нутром вырвут. Пожалеешь, что волк тебя не сожрал!
У Мальца и вовсе ноги подкосились, но Дедко упасть не дал. Сунул в зубы деревянное горлышко фляги:
– Три глотка!
Малец сделал один – и поперхнулся. Будто кипятка хватил.
– Три глотка! – рявкнул Дедко, схватив Мальца за ухо.
Давясь и задыхаясь, Малец сделал еще два глотка. Второй был легче, третий и вовсе запросто. Потому что огонь внутри и так полыхал вовсю.
Но сил прибавилось, а палец и вовсе забылся. В животе – как угольев наглотался.
Малец терпел. Уже знал: кричать нельзя. Будет только хуже.
Шли недолго. Или долго… Малец времени не чуял. Но когда пришли, сразу это понял. Потому что место это было пострашней, чем изба, где он палец резал. Если бы не огонь внутри, Малец, может, и не сдюжил бы.