Жаль, сразу Иннокентий этого не понял. То ли плохо научился «читать в сердцах людских», то ли просто новый правитель Мидантии так плохо читаем. Или вообще и то, и другое. А кое-кто тут слишком привык к более простым эвитанцам. И к прямолинейным михаилитам.
А в глубоко скрытом сердце юной императрицы Юлианы не прочесть пока вообще ничего. Зачем Евгений взял ее с собой? Настолько не доверяет или наоборот? Пылкая страсть исключена. Такие, как новый правитель, после двадцати альковными интересами уже не руководствуются. Разделяют одно и другое достаточно четко. И жестко.
Никогда бы не подумал, что так трудно будет вновь влезать в отвычную мидантийскую шкуру.
И зачем Октавиан Барс взял с собой Гизелу? Яростную красавицу Гизелу, мать его двоих детей.
Ее тоже сильно изменили годы. А еще - замужество и материнство. Отчаянная девочка выросла в истинную подругу Главы Дома. Беспощадную тигрицу и заботливую мать.
В ту далекую ночь пять затравленных беглецов прятались под мостом Святого Стефана. Сам Инно, его лучший друг Сергий, Гизела и две ее сестрички. Анастасия и Ирина.
Те, кого не успели схватить. Пятеро детей из обреченных семей. Обреченных бывшим союзником, внезапно сменившим лагерь. Мидантийским Скорпионом.
Впрочем, этого беглецы тогда не знали. Ничего нового. В таких играх почти все умирают в неведении. И только в модных романах честные враги откровенно отвечают на вопросы, прежде чем убить.
Внизу, почти у самых усталых ног, шумел осенний Мидас. У самой пенной кромки теплой воды быстрое течение гнало зеленые листья. Им тоже было до боли и звериного крика обидно умирать в юности.
Ненадежным куполом над головой скорбно смыкались древние камни моста…
Гизела тогда отчаянно клялась - сквозь горькие слезы и ярость. В страшной мести Кратидесам. Всем – до единого. О предательстве давнего, проверенного союзника Гадзаки никто еще даже не догадался. Не в романе ведь живем.
Сергий и Анастасия тогда еще поцеловались. Впервые или нет?
А Иннокентий сгорал от желания поцеловать Гизелу. Целую холодную ночь не решался. Решимость пришла под раннее утро. С невозможно прекрасной юной зарей… почему-то больше всего помнилась именно она. Все следующие жуткие месяцы Бездны.
Прикосновение прохладных, озябших за ночь губ любимой было кратким… и назабываемым. На все последующие годы.