Мы медленно проходили по музейной
экспозиции, а иначе это и не назовёшь, разглядывая замысловатые
экспонаты. Я-то думал, что понятие артефакты ограничивается
преимущественно какими-нибудь амулетами, кольцами и типа того, а
здесь были и довольно громоздкие экземпляры.
— А это что? — спросил я, ткнув
пальцем в сторону странной конструкции из металла, камня и дерева,
внутри которой мерцали голубые огоньки.
— А у тебя губа не дура,
Склифосовский! — воскликнул старик с выражением особой гордости за
себя и своё детище на лице. — Это ядро охранной системы
императорского дворца в Кремле. Правда здесь вы видите дубликат,
который я сделал себе на память. Оригинал стоит метрах в пятидесяти
под землёй под дворцом, а по всему дворцу в стены вмонтированы вот
такие небольшие устройства, что в том стеклянном шкафу. Но это —
мозговой центр и источник энергии для них для всех. Он обеспечивает
и координирует их работу. Совершить какое-либо злодеяние с помощью
магии в пределах действия этой системы физически невозможно, каким
бы крутым боевым магом ты ни был. Это мой самый выдающийся шедевр.
Установлен пятнадцать лет назад и до сих пор работает без малейших
перебоев.
— А ещё кто-то знает, что у вас в
подвале есть такая штука? — спросил я. Как-то подозрительно, что
такой страшный секрет старик рассказывает практически чужому
человеку.
— В этом зале никто кроме меня не
бывает, — сухо отрезал Поджарский. — Если кому расскажешь, я тебе
голову откушу.
По интонации, с которой это было
сказано, можно было поверить, что он так и сделает.
— Так что держите рот на замке! —
добавил он немного спокойнее. Потом совсем погрустнел и поник. —
Что-то разоткровенничался я сегодня, не к добру это.
— Не переживайте, Альберт
Венедиктович, — ласково сказала Настя и улыбнулась, чтобы
поддержать внезапно скисшего старика. — Эта тайна останется строго
между нами.
Поджарский посмотрел нам обоим в
наши честные глаза сквозь полный недоверия узкий прищур, немного
подумал, потом слегка расслабился, но стал каким-то грустным.
— Придётся взять с вас клятву, —
заговорщицким тоном произнёс артефактор. — Хоть мне и очень хочется
вам верить, но осторожность превыше всего.
— Я вас прекрасно понимаю, Альберт
Венедиктович, — сказал я от души, прижав руку к сердцу. — Мы готовы
принести любую клятву, чтобы обезопасить и вас и себя.