– Смотри, ты сейчас в очень сложной ситуации, – продолжал
Конлет. – Грандмастера с его штрафами я даже не беру во внимание.
Самое трудное – подтверждение личности в суде. Если перед ними
сестра-помощница, бывшая санитарка, то обязательно начнут
придираться и проверять тщательнее, чем нужно.
Я понимающе кивнула. Конлет почти сразу понял, что я это Ирина
Кузнецова. Не думаю, что в суде сидят менее опытные люди и у них
какие-то простенькие артефакты.
– Но если перед ними генеральша, госпожа Юнгерс, то дело
ограничится просто поверхностным осмотром и быстрой беседой, –
добавил Конлет. – Ты получишь свое наследство, никто ни о чем не
узнает.
На костер инквизиции мне хотелось меньше всего.
– Да и грандмастер Магеран уймется, – Конлет положил на тарелку
кусок хлеба, стряхнул крошки с пальцев. – Одно дело шпынять
беззащитную девушку, которая в полной его власти. А другое –
пытаться штрафовать генеральшу за то, что она живет и дышит.
Я улыбнулась. Нет, Конлет с каждой минутой нравился мне все
больше.
– То есть, ты хочешь мне помочь? – спросила я.
– Разумеется, – серьезно ответил генерал. Он выглядел так,
словно готовился пустить войска на штурм вражеского города.
– А я было решила, что нравлюсь тебе. И что твое предложение
связано только с этим.
Конлет было нахмурился, потом понял шутку и рассмеялся.
– Конечно, ты мне нравишься, Шейл. Будь иначе, я придумал бы
какой-то другой способ тебе помочь. Все-таки предложение руки и
сердца серьезный и важный шаг, драконы женятся один раз в
жизни.
А вот это уже серьезно. Никаких там “не сошлись характерами” и
разводимся – у драконов такого не бывает. Мы с Конлетом будем жить
долго и счастливо – и он никому не позволит меня обидеть.
Разве это не самое главное?
– Спасибо тебе, – с искренним теплом сказала я. – За то, что
решил мне помочь и вот так признался в чувствах. Мне это больше
нравится, чем соловьиные трели.
Мы невольно посмотрели в сторону столика под соседним деревом.
Там сидел молодой человек с самодовольным лицом и барышня с хитрым
видом маленькой лисички – слушала, как кавалер рассыпается в нежных
признаниях и вечной любви, прижимая руку к сердцу.
– Потому что вот это, например, липа, – сказала я. – Он просто
вешает ей лапшу на уши.
– Ну и она тоже не так проста, – заметил Конлет. – Это Лилиана
Стэтхем, ее отец ростовщик. Ей так просто лапши не навешать, она
прекрасно знает, что весь интерес юноши в списании долга.