Корабль медленно подошел к острову настолько близко, насколько
позволяла глубина реки. Дальше — только на лодках.
Две шлюпки с глухим всплеском опускаются на воду, и начинается
разгрузка. Я спрыгнул в шлюпку первым, и при всей своей ловкости
едва не поскользнулся на мокром дереве. Вода плескалась вокруг,
тяжелые мешки оседали на дно лодки с глухим стуком: крупа, посуда,
узлы с вещами, матрасы, белье — всё, что встало в два золотых,
выгружается в лодку.
Вторая шлюпчонка черпает бортом воду из-за неаккуратности
матроса и Игнат разражается бранью. Ему вторят другие пожилые
мужчины: оно и понятно, теперь это их вещи.
Выгружаем вязанки сухих дров (после ливня их придется сушить еще
раз).
Как только всё выгружено, корабль отчаливает, оставляя нам обе
шлюпки. Натужно скрипят доски, вспенивается вода под веслами. Судно
отходит, оставляя нас среди камней, грязи и дождя.
Работаю наравне со всеми — таскаю вещи от берега к домику.
Вымазался почти сразу: тропа глиняная, скользкая, удержаться на ней
сложнее, чем на льду. Грязь липнет к рукам, к сапогам, к одежде.
Колени вымазаны — все-таки упал.
Сзади — тяжёлое дыхание, приглушённые ругательства, глухие удары
ног по раскисшей земле. Я провожу ладонью по лицу, стирая капли
дождя и пота, и тяжело выдыхаю:
— Да, знаю, работы много. Да, знаю, грязь по уши. Никто не
обещал, что будет легко.
Перетаскиваем вверх по узкой тропинке свертки и ящики. Повсюду
слышны удары сапог по грязи, да редкие выдохи-матерки.
Когда все вещи оказались в доме, я вышел перед стариками и
поставил на грубо сколоченный стол восемнадцать флаконов. Темное
стекло, тугие пробки. Внутри — мутноватая жидкость, чей цвет не
разобрать.
Зелье, которое сделает их практиками, яд, противоядие.
Я осмотрел лица команды — уставшие, настороженные.
— Это не будет приятно. — Я постучал костяшками пальцев по
ближайшему бутыльку. — И результат неидеален. Вы вольны отказаться,
и я провожу вас до Циншуя.
Никто не ответил.
Игнат тянется к бутылочке первым. Резкий вдох, взгляд на меня —
короткий кивок, почти прощание. Пробка с тихим чпоком поддается, он
делает глоток.
Тишина.
Остальные смотрят на него, будто ждут, что он упадет замертво,
но Игнат только морщится, сжимает бутылек в руке. Проходит минута,
прежде чем еще трое решаются последовать его примеру. Те, кто не
решился, будто прикипели к полу.