Инга выглядела великолепно и строго, как всегда. Она была важной шишкой в сфере аналитики, и ее должность называлась так мудрено, что никто из друзей толком не знал, кем она работает. Эта женщина вызывала страх и восхищение: умная, независимая, способная свернуть горы и при этом не повредить маникюр. Но сегодня ее синий офисный костюм дополнялся не только дизайнерским ожерельем, но и растерянным выражением лица.
– С ужасом ожидаю, когда Свету выпишут, – жаловалась она, хрустя огуречным салатом. – Вдруг она снова что-то сделает с собой. Мы же соседи. Мне придется не спать ночи напролет, прислушиваться, что у нее там происходит.
– Не бери на себя всю ответственность, – успокоила ее Ася. – Ты же соседка, а не нянька.
– Я в первую очередь ее друг!
– Мы все ее друзья. Но тем не менее она порезала вены, даже не позвонив никому из нас. Мы все тревожимся за Свету, но нельзя погружаться в чувство вины.
– Ой, – тихо, но язвительно ответила Инга. – Кто бы говорил.
Ася хотела было обидеться, но обижаться на правду не получалось. В свои почти тридцать лет Ася перенесла несколько потерь, и было всего две смерти, мамы и папы, в которых она себя не винила. Ведь родители умерли, когда она была совсем малышкой, и винить себя в этой утрате она не могла, даже если бы захотела.
Остальные трагедии она, сама того не желая, приписывала себе. Тетка, воспитывающая Асю после смерти родителей, померла пятнадцать лет спустя. Она страшно болела, при этом не желая отказываться от привычки выпивать, и, казалось бы, сама себя вогнала в гроб, но Асю не покидало гнетущее чувство вины. Она все думала, что надо было чаще навещать тетку, приставить к ней врача, самой стать сиделкой, в конце-то концов. А она уехала в столицу, прикрылась от стыдной родни миллионом срочных дел, не звонила, не приезжала. Кто знает, уделяй она родне больше внимания, может, тетка еще была бы жива?
Ася чувствовала вину и за несчастье с женихом, ведь это она настояла на роковой ночной поездке: он хотел отправиться утром, а она торопила его, заставила ехать в ночь.
И даже в смерти кота Ластика она винила только себя: недолечила, недосмотрела, недолюбила…
Наверно, вина была единственной стороной скорби, которую Ася могла принять. Думая об ушедших, она не плакала, не тосковала, не вспоминала светлые моменты с тихой улыбкой. Нет, она хваталась за голову и металась по комнате, раздираемая невыносимым чувством вины. Холодный голос в ее голове безжалостно перечислял все ее промахи и недоработки, все, что сделало усопших несчастными по ее вине. Этот голос рассказывал ей, как прекрасно все могло сложиться, поступи она правильно. И напоминал, что теперь ничего не исправишь, и жить ей с этим грузом всю оставшуюся жизнь. Ася знала, что так и будет: время не залечит ее раны, ведь годы шли, а чувство вины только крепло.