Однако уживаться с этим блаженным еще куда ни шло: как-никак, брат, хоть и наполовину. Но уж эту деревенщину он точно терпеть не станет. Она еще горько-горько пожалеет, что влезла в их жизнь, в его жизнь.
Злющий, поднялся к себе, хлопнул от души дверью.
Спустя четверть часа к нему осторожно постучал Артем и, не дождавшись ответа, просочился в комнату. Остановился у порога в нерешительности. Оглядел царящий вокруг хаос. Горничную Максим в свои владения впускал редко, когда уж совсем бардак мешал нормально жить, да и то пристально следил за ее манипуляциями и чуть что взрывался: туда не лезь, это не трогай…
– Чего тебе? – грубо спросил, метнув в брата недовольный взгляд.
– Машина уже ждет. В школу пора…
– Я не пойду, – отрезал Максим, не отрывая глаз от монитора – там, на тридцатидюймовом экране развернулось кровавое побоище.
– Но…
– На, сука, получай!
Максим выпустил очередь из минигана по очередному монстру.
Артем поморщился: не любил он такое и не понимал, но не уходил. Наоборот, подошел ближе.
– Ну что еще? – Максим щелкнул мышкой и вышел в меню. Оттолкнувшись ногой, откатился в кресле от стола и развернулся к брату.
– Вот зачем ты всегда лезешь на рожон? Зачем нарываешься постоянно? Родителям и так сейчас очень трудно. Дома обстановка такая тяжелая, просто невыносимая. А ты своими нападками только все усугубляешь, – нудил Артем, таращась на Максима круглыми, как плошки, небесно-голубыми глазами.
Глаза его – отцовское наследие. А от матери достались брату светлые, почти белые кудри. Вот и получился в результате слияния их хромосом этакий херувимчик, нежный и хрупкий с виду. «Да и внутри не кремень, а так, зефирка», – потешался над ним Максим. Но кремень не кремень, а Артем мог быть иногда очень назойлив. Нотации вон пытался читать, хотя младше на два года. И вообще, любил толкать правильные речи.
Правда, с Максимом сильно-то с речами не разгонишься. Уж он умел заткнуть братца. Давно заметив, что того вгоняют одновременно в краску и в ступор любые намеки на секс, он изгалялся вовсю, дай только повод. «Меня такие вещи не интересуют!» – обычно розовел, смущаясь из-за какой-нибудь очередной скабрезности, Артем. «Такие вещи интересуют всех, – ухмылялся Максим, – а особенно тех, кто это отрицает».
Для самого Максима вопрос взаимоотношения полов если и не стоял на первом месте, то был в числе очень волнующих, и каждую девушку он оценивал с единственной точки зрения: хочу – не хочу. Раньше сильно преобладало «хочу», теперь он стал гораздо разборчивее и притязательнее. Опыт появился потому что. Ну и девушки виноваты: разбаловали.