— Это точно похороны? — Аркадия с любопытством рассматривала
людей, вышагивая рядом с братьями. — Выглядит как торжество
какое-то.
— В первую очередь — это событие, — важно ответил архимаг, — а
любое событие с массовым сходом людей — праздник.
— Человека же убивать будут! — не поняла она. — Что тут
праздновать?
— Казнить-то его казнят, — вставил слово Фил, — но жизнь-то
продолжается. Женихи невест выбирают, матери девушек тоже не без
глаз — если пара хорошая, о свадьбе договариваются. Люди семейные о
работе или обмене поговорят. Где и когда им еще вместе
собраться?
— Скажи еще, на имперский суд люди с утра место не занимали, —
фыркнул архимаг. — Кому горе, кому радость и зрелище. Везде одно и
то же.
— Мам, а за что дядю убить хотят? — Девочка догнала маму, что
меланхолично шагала чуть впереди, и требовательно повисла у нее на
руке.
— Стражника убил, — скупо ответила женщина, — сына старосты.
Аркадия отпустила руку и резко отшагнула назад, вцепившись в
плечо старшего брата.
— Это же мы его убили!.. — быстрым шепотом проговорила она.
— Ты еще покричи об этом, — буркнул архимаг, дернув плечом.
Аркадия ойкнула и оглянулась.
К счастью, рядом не было лишних ушей, а мама замкнулась сама в
себе и вышагивала механической игрушкой. Вокруг словно был некий
круг отторжения, работавший без всякой магии — местные прекрасно
знали, кто чей родственник, потому подходить боялись — как бы беда
на них не перешла.
— Мы должны его спасти!.. — горячо зашептала она, продолжая
удерживать старшего брата.
— С какой стати? — архимаг резко присел и освободил-таки свое
плечо от захвата.
— Но ведь он пострадает из-за нас?
— Он пострадает из-за несправедливого людского суда, а не по
моей вине, — покачал он головой. — Я к этому не имею ни малейшего
отношения. Да и потом, как ты собираешься его спасать? Обратишься и
освободишь? И сколько невинных людей ты убьешь в приступе
справедливости? Какого результата добьешься? Хорошо, спасешь — так
его этой же ночью сожгут — виданное ли дело, демон явился на
выручку. Только хуже сделаешь.
Аркадия упрямо нахмурилась и уставилась в землю.
Толпа впереди потихоньку останавливалась, окружая полукругом
помост из грубо сколоченных бревен высотой в два метра — так, чтобы
все пришедшие смогли увидеть исполнение приговора. Посреди помоста
крепилась нескладная, но надежная с виду конструкция виселицы — два
длинных бревнышка, соединенных под прямым углом несколькими
жердями, и пеньковая веревка с хитрым узлом, неспешно
покачивающаяся на ветру. Сам помост от людской толпы был отделен
строем стражников, которые отталкивали накатывающие людские волны
меткими тычками пятки копья, а подошедших позади главной сцены так
и вовсе пугали отточенной сталью острия. Народ продолжал подходить,
погружался в общую толпу, как маленькая капля вливается в большую,
местная детвора занимала лучшие места — на деревьях, крышах
близлежащих домов, откуда их то и дело прогоняли недовольные
хозяева — без всякого толку, к слову. И всюду — гомон, крики, лай
собак, плач, смех, слезы, склоки и разговоры перекриком через
полтолпы.