– Чудесный город, – сказал Марк, взялся было задумчиво за бретельку Надиного сарафана, но передумал и просто погладил ее по плечу. – Волшебный. Я еще и половины о нем не знаю.
– Ты же о каждом доме рассказываешь! – удивилась Надя. – Я вообще думала, что ты здесь вырос!
Марк покачал головой и провел подушечкой указательного пальца по ее губам.
– У настоящего города есть много слоев существования, – сказал он. – Кальки, наложенные друг на друга. Под одним рисунком проступает другой. Под другим – третий. В прошлой жизни я сказал бы – система, нарисованная на системе. Но теперь я так не скажу, потому что не уверен, что существование обладает признаками системности. Оно скорее сферно… Извини, это что-то меня далеко занесло.
– А дракон – живой?
– Смотря как у тебя устроено зрение, – улыбнулся Марк. – И слух. И чувство другого.
И наконец они пришли.
– Смотри, – Марк отодвинул заросли кустарника, и Надя увидела узкий проем, за которым было черным-черно.
Марк порылся в рюкзаке, достал фонарик и посветил им в пещеру.
В этот момент Надежда отчетливо осознала, что Марк Вегенин сумасшедший. И удивилась, что не понимала этого раньше. Он не дал ей подумать, понаблюдать, он заморочил ей голову, он влюбил ее в себя и заставил глотать воздух только при одном взгляде на него. Но он сумасшедший. К сожалению.
«Он убьет тебя», – говорила Нино. Говорила же? Говорила! Он убьет ее. Прямо здесь.
– Что с тобой? – озадаченно спросил Марк.
Заглянул Наде в глаза и присел перед ней на корточки, сцепив руки в замок.
– Что с тобой, Надя?
– Я тебя боюсь, – она сказала это и почувствовала, что у нее сел голос. Получилось как-то сипло и невнятно.
Он смотрел на нее – теперь снизу вверх. Смотрел и смотрел. И его глаза наполнялись слезами.
Надя так удивилась, что забыла о своем страхе. Она практически никогда не видела плачущих мужчин. Только в кино и еще на собственной свадьбе, где свекор напился пьян и рыдал от умиления, обнимая молодых. Но тут перед ней на корточках сидел совершенно трезвый Марк Вегенин, спокойный и рассудительный Марк Вегенин, библиотекарь-доброволец и автор книг о возможных мирах в философии, и плакал настоящими слезами. И губы у него дрожали.
– Не плачь! – сказала Надя и тоже села на корточки. – Не плачь!
– Все, – сказал он и поднялся. – Все, я больше не плачу.