— Наверное, это не лучшая идея.
— Я поищу хорошего адвоката. Демьян еще маленький, он ничего не поймет.
Затем он вырастет и будет жить с тем, что его родители на публике вылили друг на друга по ушату грязи.
Сворачиваю разговор и прошу дать мне время подумать и решить вопрос самой. Демьян прыгает на батуте в детской, а я сижу рядом среди кубиков, в которые мы играли еще минуту назад, и все никак не приду в себя.
Вот же недавно жаловалась Лене, как бы мне хотелось, чтобы у Демьяна тоже был отец. Чтобы он приходил, пусть в гости, и Дем его узнавал. Вскакивал на ноги и бежал встречать!
Это происходит, а я в настоящей панике.
Судиться с Алексом... Господи, да он если азарт поймает— или, как называет это состояние, гиперфокус, может неделю не спать, работать на износ, пока не победит.
Не дай боже разжечь в нем азарт.
Нет, открытая конфронтация — это плохой ход. Не умный. Нужно быть хитрее. По крайней мере, попытаться.
Напрыгавшись, Демьян выбирается из батута, и мы продолжаем строить замок. Вернее, строю я, он с радостью рушит.
Монотонные действия помогают сосредоточиться, и, когда сотовый вибрирует, я почти в норме.
— Здравствуйте. Меня зовут Микаэла. Я отправила вам на почту адрес, Алекс будет ждать Демьяна завтра к десяти утра. Вы можете собрать сумку необходимого или написать в ответном письме, что нужно приобрести для комфортного времяпровождения ребенка. Мы всё купим сами.
Вдох-выдох.
— Хорошо, спасибо.
Ощущение, что Алекс таким образом отбирает Демьяна, рождает новый виток паники. Я вообще не понимаю, что мне делать, если он в эти два часа просто увезет ребенка в аэропорт, запихает в частный самолет и улетит в Сидней, куда мне путь заказан! Возможность вновь подать на визу появится только через два года.
Вскакиваю на ноги и мечусь по комнате. Потом опять присаживаюсь на пол.
Многие скажут, что сама виновата, знала, за кого выходила, но мне и в голову не могло прийти! Мы дико любили. Были готовы сорваться в любой момент и пролететь десять, пятнадцать часов — неважно! Только чтобы попасть друг другу в объятия.
И наконец можно было обнять, коснуться тела. Зажмуриться крепко-крепко, дабы прочувствовать момент полностью. Умереть и возродиться. Просто от понимания, что Алекс тоже летел, спешил, рвался. Что скучал еще сильнее меня, поэтому к груди прижимает. Дрожит. Кожу кусает во время поцелуев, шепчет, как нужна. Как сильно нужна, как он тосковал, как мчался, как подгонял самолет.