– Они требовали, чтобы я сразу же отправила тебя домой, – говорила сестра. – Так что скажи мне спасибо, что сможешь зависнуть здесь на пару дней и прийти в себя. Но ты под домашним арестом, поняла? Никаких побегов в «Кофе бин», чтобы поглазеть на знаменитостей. Я хочу разобраться, что вообще происходит. Ты хоть понимаешь, что я теперь тоже чувствую себя виноватой? Понимаешь или нет?
Один только факт, что я иду через здание аэропорта Лос-Анджелеса, а не Атланты, уже грел душу. Когда поднимаешься по эскалатору в аэропорту Атланты, мимо проплывает огромная настенная роспись: карапуз неопределенной расовой принадлежности с мерзким размытым пятном вместо гениталий резвится в фонтане. Думаю, картина замышлялась как дружелюбное послание в духе: «Мы любим всех без исключения, е-е-е!» – но на деле это выглядит как-то не совсем нормально и довольно удручающе. Аэропорт Лос-Анджелеса оказался полной тому противоположностью: никто даже не пытался изобразить дружелюбие и каждый встречный выглядел полуголодным и почти знаменитым.
– Ты меня не слушаешь, – сказала сестра. – Тебя вообще хоть немножечко волнует, что я могу потерять работу из-за сегодняшнего прогула? Найти актрису, которая займет мое место, почти настолько же сложная задача, как найти мак в маковом поле, поняла? И было бы неплохо сказать «спасибо».
– Извини, – сказала я.
Делия резко остановилась и, как она частенько делала в старые добрые времена, испепелила меня взглядом.
– И спасибо. Спа-си-и-бо.
– Не помешало бы добавить немного искренности, – заметила она и протянула руку за моей большой сумкой.
– Так над чем же ты сейчас работаешь? – спросила я.
– Ты вообще меня слушала, когда я тебе звонила на той неделе? Это авторский фильм, ужастик, про зомби и про торговлю человеческими органами в Китае.
– Серьезно?
В багаж я ничего не сдавала, поэтому мы сразу пошли на парковку. Мне казалось, что я просто приехала на каникулы.
– А тебе известно, что в Китае не отменяют смертную казнь отчасти потому, что там идет активная торговля органами? И они не только в тюрьмах отправляют людей на казнь, у них там еще есть фургоны, которые разъезжают по улицам, подбирают людей и тут же на месте с ними расправляются, без суда и следствия. И вот я там такая американка, американская женщина, которая видит, как из такого фургона выбрасывают тело, – тут сестра сделала леденящую душу особую паузу, как в ужастиках, – да только выброшенное тело еще не совсем труп. Мне кажется, они хотят что-то такое всем этим сказать, режиссер постоянно говорит о правах человека и «Международной амнистии», только я думаю, что он пытается скрыть от нас собственное неумение писать диалоги. Но это не моя проблема, во всяком случае, до тех пор, пока он в состоянии платить мне за работу. Хочешь знать, как фильм называется?