Я подошел к нему уже в темноте. Йогин, Йогин! – зову. Видно, он не узнал меня, да и кого узнать мог, сам уже едва узнаваем. Отшатнулся, взметнув цепи, как на качелях, и лбом в грудь двинул. Я отлетел на несколько метров, но устоял на ногах. Йоги! Присел, зову его: Йоги! А он смотрит, слезы текут, узнал, и головой мотает: нет, нет…
Этот крохотный заповедник, который никто никогда не посещает, находится на границе Асама и Нагаленда (того самого, где, по слухам, то ли людей едят, то ли овсянку). Эти семь небольших, не совсем индийских штатов еще называют «земля семи сестер». «Сестры» хорошо вооружены и серьги сверкают по всему телу – и у живых и у павших. Поскольку это своего рода этнический котел, где локальная племенная партизанщина не стихает ни на день.
Занесло нас туда, как обычно, по наитью. Плюс наводка Айболита Казиранги (крупнейший заповедник в Ассаме). Поселились мы в одинокой избе на краю джунглей, предъявив в местном лесничестве важные бумаги (ЮНЕСКО и пр.), которыми я запасся в Москве. Прочесть их лесники не могли, но печать и качество бумаги впечатление произвели.
Сами лесники жили в полукилометре от нас и поначалу пытались опекать, сопровождая в лес с ружьями наперевес и следопытской театральщиной, распугивающей всю округу. От них мы избавлялись, уходя в джунгли еще затемно, до рассвета. Сложнее было с приставленным к нам поваром, который гремел кастрюлями и поминутно пытался объясниться с нами на пальцах по поводам – от кулинарных до метафизических (что нередко было единым). Наконец, мы избавились и от него.
Но радость наша была недолгой. В военной части, узнав о нашем существовании, решили выделить нам ночную охрану: каждый вечер подъезжал джип с пятью головорезами в камуфляже, они бесшумно проникали в маленькую соседнюю с нами голую комнату и неподвижно стояли там вдоль стен в темноте, а наутро грелись на поляне у костра, поджидая свой джип. За несколько дней они не произнесли ни слова, в том числе и в ответ на наши не бог весть какие приветливые «здрасте». Наконец, нам удалось отбояриться и от них, позвонив в часть и наплетя какой-то грозно доверительной ахинеи.
И вот мы остались одни в этом крохотном, богом забытом заповеднике. Основные жители его – серебренобровые индийские гиббоны, эти длиннорукие певчие летуны. А кроме них, из крупных – леопарды, несколько слонов, носорогов, и гигантские белки. Лес лиственный (сал, тик), труднопроходимый (плющ, лианы, топи). Ближайший поселок – в пятнадцати километрах, до дороги нужно идти по джунглям. В поселке мы покупали у рыбаков свежую рыбу Ру (или Рух), они торгуют, сидя на корточках, разложив рыбу на земле, по вечерам – с керосинками. Рикши после захода солнца ехать по этой пустынной лесной дороге в сторону Нагаленда отказываются. Полдороги мы идем с рыбой по джунглям, потом костер, сонные лори в отблесках, припавшие к стволам деревьев, как детки к стоеросовым мамкам, тишь, перемежаемая фонетической возней ночных джунглей, угли, рыба, картошка, пир, сладкий, чумазый и непробудный сон. А перед рассветом нас уже нет.