- Что ты задумал, брат?
После смерти отца Тагир все никак не успокоится. Вбил себе в голову, что должен отомстить. Хотя все улики косвенные. И связь с Сулеймановым за уши притянута.
- Хочу лучших своих ребят отправить. Говорят Сулейманов души не чает в своей дочурке. Проучим скотину. Пусть на своей шкуре узнает, каково это терять близких. Ну, и раскошелится естественно.
- Думаешь, получится похитить кого-то из его семьи? - голос чужой мне не принадлежит, - ты ведь знаешь, он помешан на безопасности.
- Если не получится украсть, можно просто ее пристрелить. Такой вариант меня тоже устроит.
- Тагир, - внутри ярость и отчаяние в гремучий коктейль смешиваются, - вряд ли у наших олухов что-то получится. А убив члена семьи Сулеймановых, ты развяжешь войну. Сейчас оно нам не кстати, брат.
Через слова продираюсь, как через дебри густого леса. Все внутренности в кровь. А воображение уже рисует картинку. Где стройная фигурка лежит в расплывающейся вокруг алой пелене.
- И что ты предлагаешь? - вскидывается он. - Спустить все с рук?! Меня после этого уважать перестанут.
Не пытаюсь даже переубедить. Брат застрял в прошлом. Живет законами и понятиями, которые уже давно устарели. Но он никак не хочет вылезать из своей раковины. А смерть отца затолкнула его еще глубже.
- Доверься мне. Яна… Яна Сулейманова… - делаю задумчивый вид. Ох, и не просто мне это дается. Имя девчонки, как и ее образ, лезвием по нервам, натянутым до предела, режет. – Чт- то знакомое. Ах да… мы вроде когда-то учились вместе. Доверь это дело мне, брат. Я попробую выманить ее не силой. Убить ее мы всегда успеем.
Сжатые кулаки трещат от натуги. Впервые я готов пойти против воли брата. И даже думать не хочу, чью смерть выберу, если придет пора.
- Ну что ж… - наконец изрекает он, - попробуй. Ведь я доверяю тебе. Но если ничего не получится, ты знаешь, что делать.
- Знаю.
И почти не вру.
Вдох. Выдох. Холодный воздух прочищает мысли. Помогает справиться с неразберихой, последнее время творящейся в мозгу и немного ниже. Гораздо ниже. Все дело в ней. В этой маленькой девочке сейчас притихшей мышкой в доме. Но не стоит покупаться на это спокойствие. Оно лишь видимость.
Толкаю дверь и вхожу. Сразу натыкаюсь на взгляд разъяренных глаз. Они окатывают меня холодом, презрением. Но вопреки, кровь лишь сильнее горячится. Никогда не мог оставаться рядом с ней спокойным и равнодушным.