За три года Ларс перепробовал все пакеты услуг Центра. Целых полгода он был «който» – покрытым язвами нищим и обитал в туннелях мусоросборников на низшем уровне. Сначала его охватил веселый кураж, настолько ощущения были новыми: язвы саднило, немытое тело невыносимо чесалось, вкус гнили плесневелых объедков будоражил нёбо и воображение. Через пару месяцев ощущения приелись, но Ларс упорно не включал тревожную связь, желая дойти до «точки сжатия», откуда взлет ввысь был бы наиболее стремительным и эмоциональным.
Позже, когда жажда жизни вновь иссякла, он позволил Центру заразить себя бактерией остеомиелита. Непрекращающаяся боль молниеносно развившейся болезни придавила его к кровати, распластала под своей неумолимой тяжестью. Жажда высушила глотку и мозг. Хотелось только двух вещей: чтобы отпустила боль и напиться воды. Измученное страданием и жаждой сознание издевательски подсовывало Ларсу образ большого стакана, полного прозрачной прохладной воды. Остальной мир для него перестал существовать. Но остатками воли Ларс запрещал себе просить помощи. Казалось, еще чуть-чуть, еще немного – и должно нахлынуть желанное облегчение, от которого его измученное болью и тоской сознание пронзит жажда новой жизни, полной надежды и радости.
Тревожный сигнал он успел подать за две минуты до смерти. Так сказали вытащившие его из забытья реаниматоры Центра. Жить ему хотелось до исступления. Он наслаждался отсутствием боли, возможностью легко дышать, пить литрами чистую холодную воду.
Жажды жизни хватило месяца на три.
А потом ручей вновь иссяк, и Ларс отправился в очередное путешествие в небольшую южную страну, без ног, в тележке водовоза. Здесь боли не было, совсем. Лишь жара и невыносимая вонь. Воняла вся страна, а вместе с ней и сам Ларс. Скучно стало сразу же, но он заставил себя подождать дней десять в ожидании, что придет хотя бы страх или вялый интерес. Не настало ни того, ни другого – лишь унылая тоска. И он послал тревожный сигнал, не дожидаясь, когда истечет срок договора.
Потерять слух он согласился сразу же, едва вышел из реанимационной. Погружение в мир тишины походило на подводное плавание без акваланга. Только вокруг вместо разноцветных рыбок – назойливые люди с беззвучно шевелящимися губами. Ни учить жестовый язык, ни пользоваться слуховыми аппаратами Ларс не стал – не было ни малейшего желания общаться с кем бы то ни было. Побродив в молчаливом городе пару дней, все оставшееся время Ларс провел в лесном доме, сочтя это уникальной возможностью объявить цивилизации бойкот.