– Ладно, – согласилась та и грустно хлюпнула носом.
– Настён, я побежал!
Автобус шумно притормозил, и несколько человек уже выстроилось перед дверьми.
– Не забывай, пожалуйста, обо мне, – попросила девушка и, получив поспешный поцелуй, услышала в ответ: – Ну что ты! Никогда!
Настя тоскливо проводила автобус и посмотрела на телефон, что продолжал разрываться от звонков и сообщений. Но в этот раз она не уступила. Убрав надоедливый гаджет в сумку, девушка вытерла слёзы, зачесала волосы за уши и не спеша отправилась домой – туда, где её снова ждало сплошное разочарование.
Настя провела пальцами по тёмно-синему полотну входной двери и устало прижалась к прохладной поверхности лбом. Заходить страшно не хотелось, но, как она уже сказала Артёму, – выхода у неё тоже не было, поэтому нужно взять себя в руки и вытащить ключи... Но как только она войдёт, на неё снова обрушится поток упрёков, претензий, мама будет бесконечно ныть и хвататься за голову, а отец стоять рядом и неодобрительно качать головой... Впрочем, разве у неё есть выход?
Настя едва успела шагнуть в квартиру, как в прихожей показалась взлохмаченная мать. Она измученно приложила ладонь к виску и смотрела на дочь взглядом, полным трагедии.
– Да, я знаю, я неблагодарная, – занудно произнесла девушка. – Да, я знаю, у меня совсем нет совести. Да, я знаю, что нельзя так себя вести.
– Это не смешно, – прозвучал суровый мужской голос.
В коридоре показался отец, и маленькая, уставленная шкафами цвета молочного шоколада прихожая, уменьшилась ещё сильнее. Это темница. Это тюрьма. И отсюда – нет выхода.
– Мы везде тебя искали, звонили Марине, Алле, – тараторила Кристина Михайловна, и её голос начал брать высокие ноты. – Они не знали, где ты, с кем ты! Как ты можешь так с нами поступать!
– Замечательно, вы в очередной раз опозорили меня перед друзьями, – лишенным цвета голосом ответила Настя.
– Ты могла хотя бы ответить, – сказал Анатолий Степанович, когда жена уперлась лбом ему в плечо. – Что здесь сложного, написать, где ты есть?
– Я встречалась с Артёмом.
Как только девушка произнесла имя любимого, новая волна жалости к себе и ненависти к родителям захлестнула её с головой. И тогда спали все подготовленные отстранённость и апатия, которые она тщательно демонстрировала, спала сдержанность, спала скованность, её глаза разгорелись бешеным огнём, а руки и ноги затряслись от злости.