Лидия мягко повернулась к девушке и тихо, но отчетливо произнесла:
– Пошла отсюда на хрен со своим Темой, конфетками и туфельками! Дверь – вон та дырка в стене позади тебя с ручкой из серого металла!
– Чего? – в кои-то веки наступила благословенная тишина.
– Ну не глухая же ты, – так же тихо произнесла Лидия, равнодушно оглядывая большой живот под бесформенным серым платьем, еле прикрывавшем бедра, красные колготки на полных ногах, обутых в короткие полусапожки, кучу пакетиков и сумочек, навешанных на локти и плечи, – собралась уходить – уходи!
Чего? – полный ротик открылся и не закрывался, шумно втягивая воздух. Леся искренне полагала, что ее все любили, все, без исключения, а уж Лидия Ивановна – серенькая, блекленькая мышь-наставница, и вовсе боготворила ее.
– Топай! – махнула рукой Лидия. – Вали к своему Теме, Васе, или как там его, и конфетки свои засунь себе куда-нибудь! Сил уже нет тебя видеть, а, особенно, слышать, – и отвернулась снова к окну, где шелестели под шальным майским ветром сосны, и трава ложилась в одну сторону гривой зеленой лошади. Май шел, широко шагая в город, сметая холод, иней, лужи с корочками льда. Май тащил за собой разбитного дружка по имени Лето, в которого, как обычно, повлюбляются все вокруг, пьянея, забываясь, окунаясь в счастье.
– До свидания, – дверь хлопнула где-то в другой вселенной.
– Вот уж хрен ты угадала, – пробормотала Лидия и потянулась за влажной тряпочкой, ожидавшей своего часа в уголке рабочего стола.
В целом Лидия осталась довольна своим поведением, несвойственным ей в обычное время. Это был настоящий прорыв для серенькой безликой служащей, ведь никогда и никому, кроме как в своем воображении, она не позволяла себе сказать такое.
Маленький надлом, вызванный нервным напряжением, произвел над ней какой-то удивительный эксперимент, и эффектом она восхитилась. Вид ошеломленного, словно сдувшийся шарик, лица Леси бальзамом пролился на старые раны души, забывшей о радости и лете.
Становилось жарко. Скоро будет совсем невозможно работать. Коллеги разъедутся в отпуска, лаборатория опустеет, не слышны станут визгливые препирательства младшего персонала. Только Лидия, не ведающая наслаждения, расслабления, передышки, словно шагающая без устали заводная игрушка, будет приходить на работу и продолжать свой скрипучий бег, пока другие любят, смеются, удивляются, плачут…живут.