— Зато ни один работорговец на нас не позарится, — уверенно произнесла Ольга и надела на спутанные волосы венок из того же вонючего дерева, окончательно став похожей на кикимору болотную.
Мы шли медленно, но без остановки. Болото демонстрировало нам свои экстравагантные красоты и кормило нас своими водянистыми ягодами. Свобода опьяняла, мы даже не обращали внимания на исцарапанные руки и лица и на исколотые ноги, мы были свободны и гордо вышагивали по своему пути. Я вдыхала ароматы этого мира, и теперь они уже не казались мне приторными или прогорклыми. Нет, они обретали свою прелесть, хотя никак не могли сровняться с ароматами родного мира.
Ольга и Татьяна норовили сорвать любой цветок, нам постоянно приходилось их останавливать и напоминать о трясинах и ядовитых растениях, и они слегка успокаивались, но вскоре снова видели нечто «очаровательно-красивое» и нам снова приходилось хватать их за руки. Одна Света ни на что не отвлекалась и при малейшем шорохе вскидывала арбалет и замирала, как заправский телохранитель.
Ольга без умолку болтала с Региной и, похоже, от этого разговора постепенно приходила в себя и мы все были благодарны Регине за ее терпение. Она стойко выслушивала уже в третий раз, то как Ольга испугалась, очнувшись связанной в компании Зайта.
— Кстати, я так и не поняла, как я там оказалось? Я легла спать дома в родной кровати и дверь я всегда запираю и на окнах решетки, а проснулась…
Ольга вздохнула и, к нашей радости, отмахнулась от неприятных мыслей и потопала дальше, как будто отказалась разгадывать загадку своего похищения:
— Ничего, теперь все будет хорошо, правда, Региночка?
— Конечно, все наладится, – задумчиво ответила та, не отрывая глаз от куста с ягодами.- Я, кстати, тоже не понимаю, как я попала к Зайту, помню лишь, как зашла в небольшой магазинчик, свет погас, и больше ничего не помню.
— И я тоже не понимаю, как они это провернули, у меня, между прочим, собака, и она лает даже на комаров, – сказала Татьяна, отмахиваясь от мошки размером со шмеля.
— И я ничего не помню, – Света посмотрела на меня, и я молча кивнула, говорить было нечего.
Мы одновременно замерли и рухнули на землю, или в то, что в тот момент ее замещало, так как невдалеке услышали цокот копыт по каменной кладке дороги. Мы стали продираться сквозь кусты к тому месту, откуда доносился шум и при этом старались не шуметь. Получалось у нас не очень тихо, но когда мы подобрались к дороге, поняли — наши усилия были напрасны.