– Как твои глаза?
– Спасибо, нормально.
– Хорошо. Значит, будешь делать операцию? Наверное, я тебе не говорил, но ты мне очень нравишься в очках.
– Ты говорил, что я тебе нравлюсь в очках. Сотни раз.
– Правда? Хорошо.
– Думаю, тебе пора идти.
– Я принес тебе суп. И цветы.
– Ривер, пожалуйста. В доме мама. И Бен. Это неудобно.
– Я собираюсь все исправить, Пенни. Я стану лучше.
Девушка поднялась и вернулась в кухню. Я последовал за ней.
– Ривер, ты останешься на ужин? – спросила Хуана. – Я приготовила еще одну курицу. И картофель, как тебе нравится. Хрустящий.
– Нет, Хуана, – сказала Пенни. – Ривер не останется на ужин.
– Ладно. – Хуана повернулась к плите.
Я любил картофель Хуаны. Мне нравилось все, что она готовила.
Я указал на вазу на столе:
– Это цветы, о которых я говорил.
– Я вижу. Спасибо. Очень мило с твоей стороны, – сухо проговорила Пенни.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Слышно было только потрескивание картофеля, который жарился на плите.
– Ладно, тогда я пойду.
– Да, тебе пора.
– Пока, Хуана, – сказал я.
– Пока, Ривер. Ты скоро вернешься. – Хуана похлопала меня по плечу.
– Не беспокойся. Вернусь.
К концу недели об этом знала вся школа.
Пенни и Ривер расстались.
Большинство считали, что это я ее бросил, но те, кто действительно меня знал, понимали, что такого никогда бы не случилось.
У нас с Пенни был только один общий урок – испанский, что было muy, muy[3] неловко. Во вторник я пришел первым и поставил новый стул на противоположном конце класса. Я видел Пенни только на этом уроке, пятьдесят минут, с 12:55 до 13:45 ежедневно.
В пятницу я начал ощущать всю тяжесть грядущих выходных без Пенни.
– Надо было купить тебе билет на Тиг Нотаро, – сказала Мэгги.
Мы сидели в кафе и ели одну порцию жареной картошки на двоих. Мэгги пришлось сражаться за свою долю, но она умела настоять на своем.
– Что за Тиг Нотаро? – удивился я.
Мэгги посмотрела на меня:
– Ривер! Я смотрела все ее выступления в «Ларго». Ты это знаешь.
– Правда?
– Да, потому что я тебе о них рассказывала.
– А… правильно. И на чем она играет?
– Она комик. Она играет на своем остроумии и необузданном юморе, как на чертовой скрипке. И еще у нее рак. Представь, она узнала об этом сразу после смерти своей матери, и как раз в это время ее бросила подружка.
– Она прямо крутая!