Но может быть, тогда она просто-напросто меня испугалась. Помнится, я в тот день наговорила ей кучу непристойностей, чтобы выглядеть остроумной, строила предложения, используя одни лишь бранные слова, скабрезно шутила, да и вообще… Морган нервно смеялась и все повторяла: «Не бери в голову, она шутит, шутит», на что Элиза, выдавливая из себя улыбку, вежливо отвечала: «Да, конечно, я понимаю».
Мы стояли в очереди за хот-догами, когда Элиза показала нам парня в зеркальных очках, с челкой до самых глаз, игравшего на гитаре, аккомпанируя пастору, который пел песню об Иисусе. Она наклонилась к нам и сказала:
– Я была совершенно без ума от этого чувака, но оказалось, что из всех чуваков на земном шарике он целуется хуже всех. – Сказав это, она высунула язык и покрутила им как в судорожном припадке, а потом состроила такую рожу, будто сейчас ее вырвет. – Теперь он даже не кажется мне симпатичным. Он вроде как с душком.
Ни Морган, ни я еще никогда ни с кем не целовались по-взрослому, открыв рот и работая языком. Мы все еще понарошку играли в жениха и невесту, когда оставались одни у Морган в доме.
– Она не обжимается с каждым встречным, она не такая, – шепотом сказала мне Морган, как будто читая мои мысли, когда мы возвращались в машине Элизы домой. – Просто она… ну… в общем, она не из тех, кто стесняется парней. – Не то что ты! – добавила подруга, чтобы приободрить меня.
Конечно, после того как отец Элизы потерял работу и они переехали в Эбердин, я увидела и другую сторону ее натуры, разглядев в ней доброту и набожность, и думаю, в конце концов больше всего мне в ней и понравилось именно это сочетание в ее личности двух совершенно непохожих ипостасей. Со своими маленькими братьями Элиза была сама доброта, и если мы с Морган заходили к ней, когда ее родителей не было дома и она присматривала за малышами, то она продолжала играть с ними, уделяя этим играм столько же внимания, как и общению с нами. И она никогда не говорила плохо ни о ком, даже о тех, кто совершенно точно этого заслуживал, например об Уэсе. И вместе с тем память ее телефона была до отказа полна именами парней, с которыми мы познакомились в торговом центре или в кино, или тех, с кем Элиза ходила в церковь. Ей не столько хотелось иметь постоянного бойфренда, сколько втюриться в кого-нибудь без памяти.