Он переступил через Митчелла, ворох законченных и незаконченных писем и крохотный Новый Завет и вошел в свою половину хижины, где присел на корточки и принялся рыться в сумке. Его сумка была сшита из мешковины всех цветов радуги. При каждом пересечении таможни ее тщательно обыскивали. На ней словно было написано: «Внутри наркотики!» Ларри нашел свой чилим[3] снял чашечку и постучал об пол, чтобы вытряхнуть пепел.
– Только не на пол!
– Забей. Он же рассеется. – Он потер пепел пальцами. – Видишь? Чистота.
После этого Ларри сунул трубку в рот, чтобы проверить, тянет ли, и покосился на Митчелла.
– Как думаешь, ты уже скоро встанешь на ноги?
– Наверное.
– Мне кажется, нам придется вернуться в Бангкок. Ну, рано или поздно. Я хочу на Бали. А ты?
– А я хочу прийти в себя, – сказал Митчелл.
Ларри кивнул, словно удовлетворившись этим ответом. Он вытащил изо рта трубку и сунул на ее место биди[4] после чего встал, сгорбившись, чтобы не задеть крышу, и уставился на пол.
– Завтра будет почтовая лодка.
– Что?
– Почтовая лодка. Для писем твоих. – Ларри подвигал несколько листов ногой. – Хочешь, я их отправлю? А то тебе придется идти на пляж.
– Я сам. Завтра уже встану.
Ларри приподнял бровь, но промолчал, после чего двинулся к двери.
– Я оставлю таблетки, вдруг передумаешь.
Как только он ушел, Митчелл поднялся. Откладывать дальше было невозможно. Он надел набедренную повязку, вышел на крыльцо, прикрыв глаза, и на ощупь поискал шлепанцы. Рядом был пляж. Шуршали волны. Он спустился по ступенькам и отправился в путь. Он не поднимал взгляд и видел только собственные ступни и песок. Следы немки были еще различимы среди мусора, коробок из-под растворимого кофе и скомканных салфеток из кухонной палатки. В воздухе пахло жареной рыбой. Есть не хотелось.
Туалет представлял собой хижину из гофрированного железа. Перед ним стояла ржавая бочка с водой и пластиковое ведерко. Митчелл наполнил ведерко водой и внес его внутрь. Прежде чем закрыть дверь, он тщательно разместил ступни на платформе по обе стороны дырки. Когда дверь закрылась, помещение погрузилось во мрак. Митчелл снял набедренную повязку и повесил ее на шею. Азиатские туалеты помогали тренировать гибкость: он теперь мог сидеть на корточках по десять минут кряду без малейшего труда. А запах он уже почти не замечал. Он придерживал дверь, чтобы никто не вломился.