И вот теперь ее нет.
– Мужчина? – переспросил Родни.
Ребекка кивнула:
– Не очень приятный.
Имми замахала вилкой:
– Ты же сказала, что никто не звонил! Мужчина – это не никто!
– Я имела в виду, что ты его не знаешь, милая. Не думай об этом.
В этот момент зазвонил беспроводной телефон, и Ребекка сказала:
– Не отвечай.
Родни взял салфетку (на самом деле это было бумажное полотенце) и сложил у себя на коленях.
– Звонить во время ужина очень невежливо! – пропищал он, чтобы повеселить девочек.
Первые два года Родни вносил платежи вовремя. Но потом он бросил преподавать в школе народной музыки и попытался открыть частную практику. Ученики приходили к нему домой, и он занимался с ними на том самом клавикорде (объясняя родителям, что это прекрасная подготовка к игре на пианино). Некоторое время Родни зарабатывал вдвое больше, чем раньше, но потом ученики начали исчезать. Клавикорд никому не нравился. У него странный звук, говорили дети. Девчоночий инструмент, сказал один мальчик. В панике Родни арендовал кабинет с пианино и стал проводить уроки там, но вскоре уже зарабатывал меньше, чем в школе. Тогда он бросил уроки музыки и устроился на нынешнюю работу – в регистратуре поликлиники.
К этому моменту он, конечно, уже просрочил платежи в магазин «Старинная музыка». Процентная ставка выросла, а потом (мелкий шрифт) взмыла до небес. После этого ему уже не удавалось поправить дело.
Дарлин грозила изъятием, но пока что этого не произошло, и Родни продолжал играть на клавикорде – пятнадцать минут утром, пятнадцать минут вечером.
– Но есть и хорошие новости, – сказала Ребекка, когда телефон утих. – Я нашла нового клиента.
– Отлично. Кто это?
– Канцелярский магазин в Дес-Плейнсе.
– И сколько мышей они хотят?
– Двадцать. Для начала.
Родни мог отличить квинты в строе баховского клавира, темперированные на >1/>6 коммы (фа-до-соль-ре-ля-ми), от чистых (ми-си-фа-диез-до-диез) и от жутких квинт, темперированных на >1/>12 коммы (до-диез-соль-диез-ре-диез-ля-диез), поэтому ему не составляло труда посчитать: каждая мышь стоила пятнадцать долларов, из которых Ребекка брала себе сорок процентов, то есть шесть долларов за мышь. Поскольку на производство одной мыши уходило около трех с половиной долларов, то прибыли оставалось два с половиной доллара. Умножить на двадцать – получается пятьдесят баксов.