Да и кто же мы сами такие, считал Виноградов, чтобы определять: ты, к примеру, достоин, а ты не достоин считаться писателем? Существовала опасность, с одной стороны, высокомерно обидеть какого-нибудь современного Бродского или Ахматову с Гумилевым.
И к тому же, с другой стороны, полагал Владимир Александрович, если бы начинающего живописца Адольфа Гитлера все-таки приняли в академию художеств, то, возможно, и не было бы ни 22 июня, ни Сталинграда, ни холокоста…
– Представьте же нас друг другу, дорогой Владимир Александрович, – потребовала девица.
– Денис, – назвал Виноградов оперативника. – А это…
– Виоленсия, – опередила его молодая писательница. – Очень приятно!
– Мне тоже очень приятно! – Денис явно не очень-то представлял, что же следует делать с протянутой женской ладошкой в таких ситуациях. Однако целовать все-таки не стал и ограничился простым рукопожатием. – Неужели не страшно одиноким красивым девушкам ходить в такое время по нашим темным подворотням?
– Ну, вот теперь я уже не одна… – промурлыкала Лана. – Вы писатель? Вы пишете что-нибудь?
– В основном протоколы – ответил за оперативника Виноградов. – Денис работает в полиции. В уголовном розыске.
– Тогда вам надо начинать писать рассказы! Настоящую мужскую прозу… или стихи?
– Да ну, с чего бы это? – засмущался оперативный уполномоченный.
– Я бы почитала с удовольствием… – девица томно подняла глаза на молодого человека. – А то эти все современные совершенно бесполые литераторы…
– Оставь его в покое, я прошу! – взмолился Владимир Александрович. – Денис при исполнении!
– Интересно как! – захлопала девушка ресницами. – А что он исполняет?
– Послушай, Лана… в смысле, Виоленсия… кончай! То есть заканчивай…
– Да ладно, ничего такого, – неожиданно принял сторону новой знакомой оперативник.
Виноградов пожал плечами:
– Дело ваше. Разбирайтесь сами.
В полуподвальном помещении склада светилось одно-единственное окошко, и Владимир Александрович присел на корточки, чтобы хоть что-то увидеть. Через толстый слой пыли он разглядел каморку, старый стол, диван и самого Шарманского, сидящего перед компьютером. На голове у него красовалась американская ковбойская шляпа, ноги были расставлены для удобства, спина выпрямлена, а руки лежали на клавиатуре так, будто он подбирал на рысях повод верного скакуна.