Но интересующего нас места, где описан путь из варяг в греки, в византийских источниках не имеется. Шахматов выделяет часть текста от слов «по мнозехъ же времянехъ…» в особое «Сказание о грамоте словянской». Кусок о пути из варяг в греки помещен внутри него, то есть является, очевидно, оригинальным славянским творением.
Столь же очевидно, что рассказ о пути из варяг в греки, а также следующий за ним рассказ о поездке по этому пути с юга на север апостола Андрея (их связь совершенно очевидна) внутри «Сказания о грамоте словянской» является вставкой же. Иначе довольно затруднительно объяснить, почему отрывок о пути и следующий за легендой об Андрее абзац начинаются практически одинаково. В первом случае: «Поляномъ же жившимъ особе…», во втором: «Полем же живущимъ (в Лаврентьевской летописи – жившемъ) особе…»[10] Видно, что текст летописи был разорван вставкой, а потом повествование начато снова.
Но и это еще не все. Столь же очевидно, что кусок о «Волковском лесе», начиная со слов «Днепръ бо потече…» и заканчивая началом рассказа об апостоле, является вставкой в текст о пути. Хотя бы потому, что в нем опять рассказывается о Днепре, о котором уже речь шла в предыдущем отрывке. И тем более потому, что тут описан другой путь к варягам – по Двине. При том, что потом повторено объяснение: от них (варягов) можно добраться до Рима. Если бы это был один текст, то автор не стал бы второй раз повторять одно и то же объяснение. Зато признание данного места вставкой, как делает, к примеру, А.Л. Никитин[11], ставит все на место.
Нужно бы только отметить еще одно: в первом куске говорится о Варяжском море, по которому можно плыть до Рима и Царьграда, а во втором – только о том, что по Двине можно прийти к варягам, а от них добраться до Рима и потом до «пределов Хамовых». То есть на самом деле тут о плавании по морю ничего нет. Добраться-то можно и по суше.
Итак, перед нами «матрешка»: три текста, вставленных один в другой (даже четыре, если брать недатированное введение в летопись целиком). Думается мне, не слишком большой наглостью будет предположить, что сначала в текст рассказа о «Пути» (или, может быть, вернее было бы сказать, об «апостоле Андрее») была внесена вставка о «Волковском лесе», а потом уже это произведение внесено в «Сказание». Ну действительно, сложно представить, что кто-то специально разыскивает в «Сказании о грамоте словенской» внутреннюю вставку, чтобы ее разорвать и поставить еще одну!