— Раз… Два… Двадцать две строчки.
— А сколько их на обычной странице журнала? — Дерек смотрел на
нее, прищурившись.
Таппенс фыркнула. За более чем полвека в полиции она могла бы
нарисовать фоторобот любого стандартного бланка или журнала с
закрытыми глазами, но на всякий случай проверила:
— Двадцать шесть. Боже милосердный! — миссис Бересфорд замерла
на секунду, затем закрыла отмеченную ей страницу пустым листом
бумаги и посчитала пустые хвостики строчек на полях. — Забавно, а
вот так ровно двадцать шесть, как и должно быть. Хоть здесь память
меня не обманывает. Но что за…
— Вот и я уже девять лет думаю, что за.
— Девять лет? Ты хочешь сказать, что в восемьдесят первом точно
та же картина? — не то чтобы она сильно удивилась: насколько
Таппенс могла припомнить, мистера Поттера подбросили в дом Дурслей
как раз тогда. Причем подбросили довольно странным образом, и если
искать в журналах что-то необычное, то восемьдесят первый был
логичным вариантом.
— Да, — подтвердил ее догадку Дерек, — и тоже осенью, начало
ноября. Только там скрыты всего две строки. Можешь проверить.
— Потом. Чувствую, что тебе есть что рассказать.
Таппенс развлекалась, считая строчки, с закрывающим записи
листом бумаги и без него, с ним и без него, снова и снова.
Макфергюссон смотрел в окно, что-то обдумывая, затем решился.

— Я даже не буду спрашивать тебя, не боишься ли ты. Хотя я бы на
твоем месте боялся. Там была… неприятная история. Но я знал тебя и
Томми почти сорок лет, с того самого совещания в Лондоне. И… того,
что за ним последовало. У тебя душа полицейского, как и у него. И
твое любопытство сильнее твоего страха. Скажи, давно мистер Поттер
прячется в саду Сэмми Кейн от своего кузена?
— Саманта говорит, что уже три недели, и что мальчик был так
мил, что даже подравнял секатором края дыры в живой изгороди. Очень
аккуратно, снаружи не разглядеть. И обещал не ломать гиацинты. Не
словами, но вполне определенно.
— Хороший мальчик, далеко пойдет. Если никто не остановит. Меня
вот остановили…
Таппенс ужаснулась. Остановить Дерека… Единственный раз, который
она могла припомнить, Дерека останавливали всем Министерством
Внутренних Дел, включая министра собственной персоной. И то —
сыночек высокопоставленных родителей, пусть и не сел, но был
вынужден оставить карьеру. Как, к слову, и министр спустя несколько
лет, уже по другому поводу. И, кстати, в этом деле тоже фигурировал
оставшийся без родителей маленький мальчик. И если МакФергюссона
опять пришлось останавливать, да еще и с такими странностями —
дело, начавшееся с обычного старушечьего обсуждения нравов молодежи
начинало уже не просто пованивать, а полноценно вонять.