― Не понял, ― облизывая пальцы, вымазанные соусом, хмуро впериваюсь в нее взглядом. ― По-твоему, я девчонок бью?
― Откуда мне знать. Ты так старательно угрожаешь, что выводы напрашиваются сами собой.
― Дура. Я не угрожаю, а предупреждаю. Угрожать тебе будут другие, ― в один присест доедаю хот-дог, комкая салфетку. ― И будет тебе известно, я в жизнь руку на девку не поднимал. Хотя порой очень хотелось. Даже не представляешь: насколько хотелось.
Мать по синьке частенько так и нарывается, однако внутренние стопы еще работают. Обычно считаю до десяти и ухожу, чтоб не сорваться. Пусть ее батя лупит за пьяный дебош и раздвинутые перед другими ноги.
― Что ж… ― разглядывая свою толком так и не тронутую «горячую собаку», задумчиво пожимает плечами Чижова. ― Новость радует. Значит ли это, что рядом с тобой я могу не опасаться за свою безопасность?
― А что, страшно? Боишься меня?
― Нет. Не боюсь. Я же вроде не даю повода провоцировать тебя на агрессию.
― Тут ты права. Больше скажу, ты меня даже почти не бесишь. В отличие от других.
Выходим с цветущей аллеи на центральную набережную, огороженную бетонным, но косящим под мрамор заборчиком.
Вокруг ни души: так, пройдет только мимо редкий прохожий. Общее скопление ночных компаний расположено дальше. Там, где начинается зона кафешек и баров.
― Не пробовал быть проще? Смотреть на мир под другим углом?
― Это как? Раком встав? Не, не приходилось. Я как-то больше других обычно нагибаю. Ни одна, кстати, еще не жаловалась.
Скабрезная шутейка остается неоцененной.
― Я не об этом. Что ты видишь?
― Где?
― Вокруг.
― Человеческое свинство, ― для наглядности пинаю обертку от мороженного, валяющуюся на земле. Чтоб тоже заценила.
― А еще?
Вот прикопалась.
― Окурки, плевки, выщербленную плитку.
― И все?
― Это допрос?
― Нет. Это диалог. А хочешь знать, что вижу я?
― Ну.
― Пальмы. Пляж. Загорающиеся звезды. Убывающую луну, отражающуюся в море. Накатывающие волны. Пирс.
Хрена завернула. Поэтесса.
― Ты под ноги посмотри. Бычков-то, бычков неужто не видишь?
― А я туда не смотрю. Зачем, когда можно любоваться чем-то более приятным?
― Удивительно трогательная философия. Пробрало до глубины души, честно-честно. А мораль-то какая?
Чижова сердито надувает щеки. Смешная. Пожамкать за них, что ль?
― Хочешь быть циником, твое право. Я лишь пытаюсь сказать, что мы можем выбирать: что нам видеть. Но ты сам предпочитаешь смотреть именно на окурки.