Ровно горели костры у шалашей, около них дремали часовые. Они были уверены, что никто не потревожит их сон, пленники накрепко связаны, тропы сторожат дозорные. Здесь никто не пройдет незамеченным.
Но Тинфур ужом полз среди шалашей. Подполз к шалашу страшного Замурзина, затаился и стал слушать.
– Давай, Замурзин, кончать эту лавочку. Намыли ладно, не влипнуть бы. Это ить хуже разбоя, коим мы занимаемся в Расее.
– Ладно намыли, почитай, пуд будет. Еще день, и будем кончать с этим базаром.
– Слушай, может быть, не будем всех убивать? А? Надоела мне эта кровь.
– Тиха, дура! Услышат. Кровей не будет. Всех опою настойкой борца, и предстанут они перед богом чисты и праведны. Завтра пирушка – и завязываемся. Тогда гуляй, Расея.
– Уходить надо в Китай.
– С таким золотом хошь в Китай, хошь в Америку.
– Хорошо, завтра кончаем, душа ныть чтой-то начала.
– Не трусь, Прокоп. Все грехи падут на мою душу. Ты останешься чист, ако святой. Аминь. Спи.
Тинфур подполз к шалашу, где лежали пленники. Раздался стон, затем проклятие:
– Будь они прокляты, всю ноченьку лежишь спеленат, завтра снова робить, – гудел кто-то густым басом. Наверное, буробородый.
– Робил бы, но ить нас отседова живьем не выпустят. Эх, хошь бы махонький ножичек, ослобонился бы – и в тайгу.
– Жаль умирать.
– Не ной, Силов, может, живьем отпустят. Мы ить ладно им помогли.
– Не ныл бы, но ить знаю я этих зверей. Оба беглые, с каторги. Убивцы. Что им человек – как для тя букашка, так им и человек. Звери и то бывают добрее.
Друзья подкрались к шалашу. Тинфур убрал часового, прополз в шалаш, тихо прошептал:
– Я Тинфур-Ламаза, не шумите…
Кто-то ойкнул и подался назад.
– Сейчас я перережу веревки, и вы все осторожно выползайте.
Заскользили тени в ночи. Раздался тупой удар кайла, второй, кто-то вскрикнул, промычал. От затухающего костра поднялся охранник, крикнул. Но крик его тут же оборвался, он упал, начал сучить ногами по истолченной земле.
Ночная тишина нарушилась таинственными шорохами. Календзюга, Арсе и Тинфур-Ламаза крались к другому шалашу.
Из шалаша выскочили Замурзин и Прокоп, дали прицельный залп по теням из винтовок, кто-то застонал, покатился по отвалу породы. Но на бандитов уже навалились, началась свалка. Замурзин рычал медведем, разбрасывал пленников, как щенят, выхватил из-за пояса револьвер, но оружие у него выбили, заломили назад руки.