Григорий Кульга застегнул пуговицы, подпоясался. Выглаженная гимнастерка плотно облегала тренированное тело. Минуту назад, в майке, Григорий казался рослым деревенским парнем, а едва надел гимнастерку, как сразу изменился. Крупные черты лица его как бы преобразились, посуровели и стали иными, в них появилось больше твердости и прямоты, чем мягкости и добродушия. А четыре красных треугольника, поблескивавших на его темных танкистских петлицах, – знаки отличия старшины, – как бы проводили незримую линию между ним и остальными боксерами-армейцами.
– Подворотничок в армии – как паспорт на гражданке, – сказал Григорий. – Разгильдяя и ленивого за версту видать. Глянешь на подворотничок и сразу полное представление о бойце имеешь. Ясно, Чернов?
– Может быть, с твоей, командирской, точки зрения и правильно…
Кульга подошел к Игорю Миклашевскому. Тот был примерно одного с ним роста, широк в плечах, только поуже в талии, отчего у него четко вырисовывался треугольник спины и выглядел он значительно стройнее. Военная форма сидела на Миклашевском ладно. Да и лицом он был пригож. Высокий лоб, прямой нос, четко очерченные линии рта и слегка выступающий вперед подбородок говорили о решительности, гордости и сильной воле. Но эту суровость смягчали светло-каштановые, чуть вьющиеся волосы да такого же, орехового, цвета глаза, в глубине которых всегда угадывалась доброта и внимательность. Во всем его облике сквозила интеллигентность. Бойцы не раз подшучивали: мол, у Игоря в жилах течет голубая кровь, на что Миклашевский с улыбкой отвечал: «Вполне возможно, мои родители и родители моих родителей были артистами, а к артистическому миру всегда льнули титулованные носители кровей».
Кульга положил широкую ладонь на плечо Миклашевскому.
– Мысли твои уже там?
– Где? – Игорь не повернул головы, продолжая смотреть в окно, на пустой в этот воскресный день широкий двор, залитый солнечными лучами. В дальнем конце несколько курсантов, обнаженные по пояс, отрабатывали приемы штыкового боя, нанося уколы деревянными ружьями.
– В Петергофе на ринге.
– Нет, Гриша. Мысли мои дальше.
– Думаешь, главный бой с Иваном у тебя состоится не сегодня, а на первенстве страны? Говорят, он тренируется, как зверь, к реваншу рвется.
– Я об Андрюшке думаю…
– О ком?
– Об Андрюшке… Ему два года исполняется.