– А может, ей красноармейскую форму подбросить? – предложил Степняк. – Склады из фронтовой полосы к нам перевозят, а в случае чего палить придется… Все же в брюках и гимнастерке сподручнее лопатой орудовать.
– Подбрось, если не затруднит, – согласился Телеверов и еще раз пожал руку Степняка.
Машина тронулась. Шофер, обернувшись к Николаю Гавриловичу, задал привычный вопрос:
– Куда, товарищ подполковник?
– Домой.
Шофер знал, что слово «домой» обозначает не ленинградскую квартиру, где жил Телеверов, а штаб фронта, особый отдел. Он повел видавшую виды «эмку» в обход центральных улиц, запруженных потоком людей, и переулками выбрался на окраину Луги. И здесь повернул на проселочную дорогу, потому что по Ленинградскому шоссе нескончаемым потоком шли беженцы.
– Притормози, Михеич, – попросил Телеверов.
Шофер буркнул что-то под нос и нажал на тормоз. Он знал, что подполковник сейчас набьет «эмку» до отказа беженцами и мотор будет перегреваться, с натугой тащить перегруженную машину. И потому, не возражая открыто, лишь нечленораздельно бурчал.
– Людей надо жалеть, а не железо, Михеич, – и подполковник показал на уныло бредущих высокого старика с увесистым спортивным рюкзаком за плечами и старуху с плетеной корзиной в руках, потом на грузную пожилую крестьянку с узлами и на уставшую молодую женщину с двумя детьми: девочка лет десяти с рыжими косичками почти волочила по земле набитую хозяйственную сумку, и пятилетний малыш держался за материнскую юбку, прижимая другой ручонкой к груди плюшевого мишку с оторванной лапой.
– Помоги им, Михеич. Сам я пересяду на переднее место.
Шофер открыл дверцы и помог беженцам втиснуться в машину.
– И нас возьми!
– Подвези, командир, хоть чуть-чуть! Машину окружили, в глазах мольба, отчаяние… Всех бы взял Телеверов, но машина не резиновая.
– Поехали, – буркнул Телеверов, посадив на колени девочку.
Она была легкая и хрупкая, как тростинка, а в синих, словно нарисованных, продолговатых глазах таились недетская печаль, усталость и озабоченность взрослого человека, битого жизнью, и какая-то упрямая решительность.
– Как тебя зовут? – спросил Николай Гаврилович.
– Меня? Леной… Лена Костикова, – сказала девочка. – А братишку звать Петухом, Петька. Папа наш на фронте воюет. Он командир.
– Издалека идете?
– Из Риги. Из военного городка, там наша квартира осталась. В нее бомба попала. Немцы с самолета бросили.