– Тогда если у меня что-то проявится, я тебе туда позвоню, – пообещал Эрман. – А насчет хлопка ты подумай…
В поле зрения Игнатьева появилась тележка, а за ней крутое, туго обтянутое синим сукном, бедро стюардессы.
– Напитки, кондитерские изделия не желаете?
Эрман оживился.
– Милая, а виски у вас есть?
– Пожалуйста, фляжка – пятнадцать условных единиц.
– Ну, круто тут у вас, – крякнул Эрман. – Дай, пожалуйста! И водички с газом, и шоколадку, и пару стаканчиков.
Стюардесса была уже немолода: ей было, пожалуй, далеко за тридцать, но взамен юной свежести обладала, с точки зрения Игнатьева, намного более важным достоинством – обаянием, которое приносит зрелая женственность. Стать, плавные формы, величавая таинственность движений – все это Игнатьев определял словом «порода». На таких женщин он всегда смотрел с огромным удовольствием, при том сексуальная составляющая его ощущений была относительно невелика – обычно так смотрят на произведения искусства. Жаль, что расположение его кресла отпустило на это зрелище чуть более минуты.
– Давай за знакомство? – Эрман уже разлил виски по стаканчикам и разломал шоколад на дольки.
Игнатьев и сам собирался чего-нибудь выпить. Долгие перелеты он предпочитал проводить во сне, чему алкоголь способствовал. К счастью, его новый знакомый придерживался такого же мнения. Он мирно и негромко захрапел даже раньше Игнатьева.
* * *
В перечне врачебных кабинетов, которые каждый сотрудник органов внутренних дел обязан был посетить в ходе ежегодной диспансеризации перед отбытием в отпуск, кабинет психиатра появился недавно. Новое руководство министерства вдруг серьезно озаботилось состоянием душ своих подчиненных и сочло необходимым поставить его на постоянный контроль. К столбику подписей, без которых отпускное удостоверение не выдавалось, добавилась еще одна. Этот кабинет Игнатьев никогда прежде не посещал и шел сейчас сюда со смешанным чувством любопытства и некоторой робости. Психиатр, в его понимании, был чем-то сродни венерологу, о визитах к этим специалистам в компании одинаково неудобно говорить вслух. Была уже половина восьмого вечера, приемные часы заканчивались, и коридор поликлиники опустел. На стульях перед кабинетом никто не сидел, поэтому Игнатьев просто постучал, а потом отворил дверь.
– Разрешите?