Никого.
Я подкралась к калитке — узнать, что со смотром невест. Итак, выбирают девушку, похожую на принцессу, и понятно, почему всех обрядили в однотипные платья. Сомнительно, чтобы дочь или племянница короля носила настолько грубые тряпки, но зато они не отвлекают тех, кто точно видел ее высочество и не раз: например, кардинала. Я, к счастью, успешно отыграла роль дурочки, и спасибо брату Луи — пощадил меня.
Во дворике остались только стражники. Девиц увели, ушли монахи, видимо, после того, как я смоталась, много времени отбор не занял, и его высокопреосвященство определился с кандидатурой. Заткнув внутренний голос, который пытался понять, что за смысл отправлять несчастных на верную гибель, а главное почему, я, усердно размахивая веником, под насмешливыми взглядами стражников проследовала к двери в монастырь и юркнула туда.
Тишина. Даже маркиза не вопит, возможно, ее отправили домой. А Этьена? Кого из тех, кто оставался, приговорили к казни? Я вздохнула: какая разница, главное, что не меня, моя задача отыскать сестру Клотильду, постараться ей понравиться, получить распоряжения, поесть и раздобыть одежду. Обязательно, потому что Эрме просил платье, а значит, Марибель не может показаться людям без риска.
Бедный ребенок! Да все они. Дикий мир, и дело не в том, что — я почесала за ухом — грязь и вши, а в том, что есть люди как вещи.
И даже те, кто не раб, может быть фактически продан, и допустим, что на съедение. Или как жертва на алтарь — все может быть.
Впереди открылась дверь, я распознала монашескую одежду и кинулась с криком:
— Благочестивая мать! Благочестивая мать!
Монашка остановилась. Она была высокая, худая, уже пожилая, и смотрела на меня с неподдельным интересом. Я сбавила темп, подошла, помня, за что мне уже попало, уткнула взгляд в пол, руки с веником завела за спину.
— Благочестивая мать, брат Луи приказал мне найти сестру Клотильду, — учтиво протараторила я.
— Ты откуда? — спросила она озадаченно, и высохшая рука схватила меня за подбородок. Я вытерпела и умудрилась не встретиться с сестрой взглядом.
— Из деревни, — раз прошло вранье, и не стоит выдумывать новое. Еще я сообразила, как я могу разжиться платьем. — Можно мне тоже благонравно одеться, благочестивая мать? Я хочу быть как сестра. И… покушать?
Монахиня раздумывала. Я ждала. Идиотское положение — зависимость от всех, кто меня окружает, и то, кто я есть, не дает никакого повода надеяться, что это изменится. Я никто и звать никак.